Александр Блок в иллюстрациях Ильи Глазунов (чать 1)

Работы на темы произведений Александра Блока занимают значительное место в творчестве народного художника СССР Ильи Глазунова. Это не случайно: великий русский советский поэт для И. Глазунова не только выражение высочайшего искусства, но и феномен национальной жизни. Отсюда неослабевающий интерес художника к творениям А. Блока, стремление почувствовать и передать наряду с истинно эпической силой блоковских обобщений оттенки настроений, музыку стихов поэта.

В полной мере это относится и к включенным в издание рисункам И. Глазунова. Они сделаны с глубоким пониманием сути творчества Александра Блока и соответствуют поэтическому настрою стихов поэта, вошедших в настоящее издание.

Поэт приходит в этот мир, чтобы внести в него некую «гармонию», преобразующую «мировой хаос» — вот символ веры Александра Блока, изложенный им в статье-завещании «О назначении поэта».

Блок — поэт рубежа веков, его недолгая, сорокалетняя жизнь поделена 1900-м годом ровно на две половины. Атмосферу того переломного времени, эпохи войн, революций, народных восстаний, передают слова одного из наиболее ярких представителей «младших символистов» Андрея Белого: «Я принадлежу к людям, однажды навек потрясенным». Проблема судьбы личности в потрясенном мире стала главенствующей в искусстве этого периода.

Творческая судьба Блока, находившегося в начале 1900-х годов под сильным влиянием идей философа-мистика Вл. Соловьева, началась с его участия в символистской группировке. Жизнь должна строиться по законам красоты, верили символисты; красота есть ощутительная форма добра, повторяли они вслед за своим учителем Вл. Соловьевым. Идея спасающей мир красоты легла в основу первого сборника А. Блока «Стихи о Прекрасной Даме», опубликованного в 1904 году.

С одной стороны, этот стихотворный цикл содержит в себе биографические реалии, по которым узнается история любви Блока к Л. Д. Менделеевой. («Прекрасней Тебя — нет... Я люблю Тебя так, ни за что, зная все и понимая по крайней мере неизмеримость Твоей величайшей красоты!.. Ты — святая, великая, недостижимая...» — писал поэт в письме к своей будущей жене.) Но, с другой стороны, тема любви к святой и недостижимой Красоте в «Стихах о Прекрасной Даме» решается еще в религиозно-мистическом духе: вера в преображение мира «бессмертной» любовью, сошедшей на землю Вечной Женственностью уводит поэта от реальной действительности.

Предреволюционная обстановка и события первой русской революции властно вторгаются в жизнь и творчество Блока. В его стихах появляется образ народных масс, поднимающихся «из тьмы погребов», людей еще непонятных, неблизких поэту (их речи — «словеса незнакомых наречий»), и вот уже иная вера — в будущее, преображенное этими «новыми людьми» («Пусть заменят нас новые люди!»), воцаряется на месте былых мистических ожиданий, идеал Вечной Женственности сменяется пафосом «стихии». Но если в стихотворении «Подымались из тьмы погребов...» (1904) наступление этой эры «новых людей» рисуется поэту как безболезненная, бескровная смена прошлого будущим:

Не стерег исступленный дракон,

Не пылала под нами геенна.

Затопили нас волны времен

И была наша участь — мгновенна,

то уже в период революции 1905 года творческая позиция Блока по отношению к народной стихии резко меняется. В его стихах появляются мотивы ненависти к правящим «сытым», предчувствия их неотвратимого конца («Опрокинуто корыто, встревожен их прогнивший хлев!»), возникают образы социальных катаклизмов, яростной борьбы:

Шли на приступ. Прямо в грудь

Штык наточенный направлен...

...Рядом пал, всплеснув руками,

И над ним сомкнулась рать.

Кто-то бьется под ногами,

Кто — не время вспоминать...

Блок все чаще обращается в своих стихах к теме Родины. «...Тема о России... Этой теме я сознательно и бесповоротно посвящаю жизнь, — пишет он. — Все ярче сознаю, что это — первейший вопрос, самый жизненный, самый реальный. К нему-то я подхожу давно, с начала своей сознательной жизни, и знаю, что путь мой в основном своем устремлении — как стрела, прямой...» В противовес господствующим в годы реакции

пессимистическим умонастроениям Блок говорит о высоком предназначении России, он верит в ее светлое будущее. В цикле «На поле Куликовом» (1908) Блок, продолжая гоголевские традиции, сравнивает Русь с неукротимой степной кобылицей:

И вечный бой! Покой нам только снится

Сквозь кровь и пыль...

Летит, летит степная кобылица

И мнет ковыль...

С 1910 года Блок работает над поэмой «Возмездие», в которой с новой силой прозвучали мотивы революционного обновления мира, жадного предчувствия «неслыханных перемен», «невиданных мятежей».

И ожидаемые перемены наступают. Перед поэтом не встает проблемы выбора. «Всем телом, всем сердцем, всем сознанием — слушайте Революцию» — призывает он в статье «Интеллигенция и Революция» (1918). Блок именно слышал революцию. Он вновь подчеркивает это в зациси, сделанной спустя два года, во время работы над поэмой «Двенадцать»: «Во время и после окончания «Двенадцати» я несколько дней ощущал физически, слухом, большой шум вокруг — шум слитный (вероятно, шум от крушения старого мира)». Через всю поэму проходит мотив борьбы, нарастания революционного подъема. С огромной поэтической силой отражено в ней столкновение ненавистного поэту старого мира с миром новым, воплощенным в образе двенадцати красногвардейцев.

К поэме «Двенадцать» примыкает другое, столь же значительное, послеоктябрьское произведение Блока, проникнутое утверждением исторической миссии революционной России, — стихотворение «Скифы» (1918), в котором поэт от имени русского народа призывает:

Придите к нам! От ужасов войны.

Придите в мирные объятья!

Пока не поздно — старый меч в ножны,

Товарищи! Мы станем — братья!

Творчество Александра Блока составило целую эпоху в поэзии и оказало огромное влияние на ее дальнейшее развитие. Произведения Блока, овеянные высокой романтикой, и сегодня сохраняют свою глубокую связь с действительностью.

В предлагаемой подборке иллюстрации к наиболее известным стихотворениям Блока выполнены народным худож-ником СССР И. Глазуновым.

Е. Трубилова

. ...И смотришь в печали,
И снег синей...

Темные дали,
И блистательный бег саней...

И когда со мной встречаются
Неизбежные глаза, —

Глуби снежные вскрываются,
Приближаются уста...

Вышина. Глубина. Снеговая тишь.
И ты молчишь.
И в душе твоей безнадежной
Та же легкая, пленная грусть.

О, стихи зимы среброснежной!
Я читаю вас наизусть.

В те ночи, светлые, пустые,
Когда в Неву глядят мосты,
Они встречались как чужие,
Забыв, что есть простое ты.

И каждый был красив и молод,
Но, окрыляясь пустотой,
Она таила странный холод
Под одичалой красотой.

И, сердцем вечно строгим меря,
Он не умел, не мог любить.
Она любила только зверя
В нем раздразнить — и укротить.

И чуждый — чуждой жал он руки,
И север сам, спеша помочь
Красивой нежности и скуке,
В день превращал живую ночь.

Так в светлоте ночной пустыни,
В объятья ночи не спеша,
Гляделась в купол бледно-синий
Их обреченная душа.

10 октября 1907

Никогда не забуду (он был, или не был,
Этот вечер): пожаром зари
Сожжено и раздвинуто бледное небо,
И на желтой заре — фонари.

Я сидел у окна в переполненном зале.
Где-то пели смычки о любви.
Я послал тебе черную розу в бокале
Золотого, как небо, аи.

Побывала старушка у Троицы 
И всё дальше идет, на восток. 
Вот сидит возле белой околицы, 
Обвевает ее вечерок.

. Поэт в изгнаньи и в сомненьи 
На перепутье двух дорог. 
Ночные гаснут впечатленья, 
Восход и бледен и далек. 

Всё нет в прошедшем указанья, 
Чего желать, куда идти? 
И он в сомненьи и в изгнаньи 
Остановился на пути.

Сумерки, сумерки вешние,
 Хладные волны у ног, 
В сердце — надежды нездешние,
 Волны бегут на песок. 

Отзвуки, песня далекая,
 Но различить — не могу. 
Плачет душа одинокая 
Там, на другом берегу.

Благословляю всё, что было, 
Я лучшей доли не искал. 
О, сердце, сколько ты любило! 
О, разум, сколько ты пылал! 

Пускай и счастие и муки 
Свой горький положили след, 
Но в страстной буре, в долгой скуке -
Я не утратил прежний свет. 

И ты, кого терзал я новым, 
Прости меня. Нам быть — вдвоем. 
Всё то, чего не скажешь словом, 
Узнал я в облике твоем. 

Глядят внимательные очи, 
И сердце бьет, волнуясь, в грудь, 
В холодном мраке снежной ночи 
Свой верный продолжая путь. 

15 января 1912