Большую часть своей жизни Б. Д. Григорьев был знаменит, десятки его работ охотно покупали коллекционеры и музеи России, Франции, Америки, Чили, Чехии и других стран. Он имел за рубежом славу "артиста линии", "великого русского художника", благодаря своему колоссальному трудолюбию и работоспособности. В 1926 г. в эмиграции Григорьев писал о себе: "Сейчас я первый мастер на свете ... Я не извиняюсь за эти фразы. Надо знать самому, кто ты, иначе не будешь знать, что и делать. Да и жизнь моя святая от труда сверх и чувства сверх, и 40 лет моих это доказывают. Я не боюсь любого конкурса, любого заказа, любой темы, любой величины и любой скорости" (из письма поэту В. В. Каменскому).
Он учился в СХПУ в Москве (1900-07) и в Высшем художественном училище при АХ в Петербурге (1907-13). Его учителями были А. Е. Архипов, Д. А. Щербиновский, А. А. Киселев и Д. Н. Кардовский. Именно Щербиновский и Кардовский поразили воображение молодого человека виртуозным владением линией и, по сути, воспитали в нем отношение к рисунку и линии как основе любого произведения, как самоценному жанру. Во всем остальном стремления молодого Григорьева расходились с академической школой. Уже в 1909 г. он входил в возглавляемую Н. И. Кульбиным Студию импрессионистов - объединение молодых художников, творчески близких к футуристам.
Известность в России пришла к Григорьеву после участия (начиная с 1913 г.) в выставках объединения "Мир искусства", на которых экспонировались его рисунки, сделанные во время кратковременных поездок в Париж в 1911 и 1913 гг. Творческий и праздничный дух этого города вдохновил его на создание нескольких тысяч рисунков, на ежедневный исступленный труд, когда время отмечается только стирающимися карандашами, а каждый шаг приносит новый сюжет. Консьержки, клоунессы, гарсоны, обыватели - вереница типажей непарадного Парижа создает в этих листах законченный в своем роде образ города, увиденного под определенным углом зрения. "Intimite" ("интимность", франц.) - так назвал художник большую серию парижских рисунков. Созданные как бы на одном дыхании, они научили руку художника беспрекословно подчиняться его чувственному ощущению, получаемому от натуры.
Мастерство, с которым были выполнены эти рисунки, никого не оставило равнодушным. Искусствоведы в те годы откликнулись статьями на появление нового таланта. Так, Н. Н. Пунин назвал графику Григорьева "парадоксами в пространстве и на плоскостях, нежными, ироническими и блестящими", но уже тогда он отметил слабые стороны личности художника: "...до идеи, до мысли, до настоящего чувства никогда не поднимается".
В 1917-18 гг. Григорьев создает цикл "Расея", где сама тема русской деревни в послереволюционной России обнаружила в Григорьеве художника мыслящего, однако мыслящего "глубоко и разрушительно" (А. А. Блок). Все рисунки и картины маслом этого цикла выполнены в окрестностях Петрограда и Олонецкой губернии. Как и в парижской серии, образы людей - крестьян, детей, стариков - создаются виртуозными линиями, которые придают композициям красоту и притягательность, но они же, будучи предельно правдивыми в гротескной беспощадности, сообщают формам почти циничную деконструктивность.
Художник любил разнообразные формы и явления жизни, которые препарировал красивой графической линией, заставляя натуру насыщать своей силой "шедеврики" (выражение Григорьева) художника. Крестьяне на картинах "Деревня", "Земля народная", "Олонецкий дед", "Старуха с коровой", "Девочка с бидоном" в упор глядят на зрителя из давящего пространства композиций. В их глазах немой вопрос, упрек и даже угроза. Это галерея типов русской деревни, как ее понимала большая часть столичной артистической интеллигенции, к которой принадлежал художник и для которой новый цикл явился откровением. театр, - и монументальный, и гротескный, и реальный, и условный.
Внутренняя сила М. Горького восхищала Григорьева. Он создавал его портрет, работая с упоением, до изнеможения. В почти квадратном устойчивом пространстве холста писатель изображен в окружении героев его произведений. Горький считал эту работу лучшим своим портретом.
В 1919 г. Григорьев уехал из России. Его путь лежал через Финляндию в Германию, Францию, Америку. В 1927 г. он был приглашен в Чили на должность профессора Академии художеств; правда, из-за правительственного переворота приглашение было отменено, но в 1936 г. последовало вновь. В 1927 г. художник построил дом во Франции, недалеко от Ниццы, где в 1930 г., вернувшись из длительной поездки по Латинской Америки было логическим продолжением цикла "Расея" стала галерея портретов русской интеллигенции. Художник писал их на родине и в эмиграции. Ему охотно позировали многие видные деятели русской культуры, ученые, политики: В. Э. Мейерхольд (1916), М. В. Добужинский (1917), Ф. И. Шаляпин (1918, 1921-22), Л. Шестов (1921), Е. К. Брешко-Брешковская (1921), М. Горький (1926), С. А. Есенин (1921), А. Ф. Керенский (1924), С. В. Рахманинов (1930), актеры МХАТа (1923) и др.
В этой галерее наиболее известны два портрета - В. Э. Мейерхольда и М. Горького. Мейерхольд, театральный режиссер-новатор, чья эксцентричная система создания образа строилась на гротеске, выразительности жеста, силуэта, антуража, был в этом близок художнику; даже само позирование для портрета Мейерхольд превратил в творческий процесс. Причудливо изломанный силуэт фигуры режиссера, очень точно передающий его пластику, - результат поисков в рисунках, которых Григорьев всегда делал великое множество для каждого портрета. В этом портрете ему удалось дать образ неоднозначный, как сам Америке, трудился над большой картиной "Лики мира", посвятив ее Лиге Наций, Позднее это полотно было приобретено столицей Чехословакии. Созданное Григорьевым за двадцать лет эмиграции исследователями пока не изучено, а оно во много раз превышает число работ, исполненных им на родине.
Незадолго до смерти художник закончил последний автопортрет, как бы поставив точку в замечательной серии портретов российской интеллигенции, чьи судьбы после Октября 1917 г. сложились столь по-разному.
Комментариев нет:
Отправить комментарий