Показаны сообщения с ярлыком иллюстрация. Показать все сообщения
Показаны сообщения с ярлыком иллюстрация. Показать все сообщения

суббота, 8 марта 2008 г.

Кардовский Дмитрий Николаевич

Кардовский Дмитрий Николаевич (1866-1943), российский художник, график и живописец, заслуженный деятель искусств России (1929). Мастер рисунка, иллюстраций («Каштанка» А. П. Чехова, 1903); картины, акварели, рисунки, посвященные эпохе Петра I, декабристам, пушкинскому времени. Педагог.
Иллюстрация к рассказу А.П. Чехова "Каштанка".
"...Спустя полчаса Каштанка шла уже по улице за людьми, от которых пахло клеем и лаком. Лука Александрович покачивался и инстинктивно, наученный опытом, старался держаться подальше от канавы..."
Иллюстрация к рассказу А.П. Чехова "Каштанка". 1903 г.
Иллюстрация к рассказу А.П. Чехова "Каштанка".
Хозяин просыпался поздно, и, напившись чаю, тотчас же принимался за свои фокусы. .. Ученье продолжалось часа три-четыре, так что иной раз Федор Тимофеич от утомления пошатывался, как пьяный, Иван Иваныч раскрывал клюв и тяжело дышал, а хозяин становился красным и никак не мог стереть со лба пот.
Иллюстрация к комедии А.С. Грибоедова "Горе от ума" из собрания Государственного Русского музея. 1912 г. Чёрная акварель.
Лиза: Переведу часы, хоть знаю: будет гонка,
заставлю их играть.
Действие 1, явление 1.
Иллюстрация к комедии А.С. Грибоедова "Горе от ума" из собрания Государственного Русского музея. 1912 г. Акварель, белила.
Фамусов: Друг, нельзя ли для прогулок
Подальше выбрать закоулок?
Действие 1, явление 4.
Иллюстрация к комедии А.С. Грибоедова "Горе от ума" из собрания Государственного Русского музея. 1912 г. Акварель, белила.
Фамусов: Петрушка, вечно ты с обновкой,
С разодранным локтём. Достанька календарь;
Читай не так, как пономарь,
А с чувством, с толком, с расстановкой.
Действие 2, явление 1.

Иллюстрация к комедии А.С. Грибоедова "Горе от ума" из собрания Государственного Русского музея. 1912 г
Иллюстрация к комедии А.С. Грибоедова "Горе от ума" из собрания Государственного Русского музея. 1912 г. Чёрная акварель.
Фамусов (ничего не видит и не слышит)
Тебя уж упекут
Под суд, как пить дадут.
Чацкий: Пожаловал к вам кто-то на дом.
Фамусов: Не слушаю, под суд!
Действие 2, явление 3
Иллюстрация к комедии А.С. Грибоедова "Горе от ума" из собрания Государственного Русского музея. 1912 г. Тушь.
Действие 3.
Загорецкий рассказывает глуховатой графине-бабушке и князю сплетню о Чацком.
Иллюстрация к комедии А.С. Грибоедова "Горе от ума" из собрания Государственного Русского музея. 1912 г. Акварель, гуашь.
Чацкий: Да, мочи нет: мильон терзаний
Груди от дружеских тисков,
Ногам от шарканья, ушам от восклицаний,
А пуще голове от всяких пустяков.
Действие 3, явление 22
Иллюстрация к комедии А.С. Грибоедова "Горе от ума" из собрания Государственного Русского музея. 1912 г. Чёрная акварель, белила.
Фамусов:
В деревню, к тётке, в глушь, в Саратов,
Там будешь горевать,
За пяльцами сидеть, за святцами зевать.
Действие 4, явление 14.
Иллюстрация к комедии А.С. Грибоедова "Горе от ума" из собрания Государственного Русского музея. 1912 г. Тушь.
Чацкий
Бегу, не оглянусь, пойду искать по свету, Где оскорблённому есть чувству уголок!..
Карету, мне, карету !
Действие 4, явление 14

Другие работы художника:

Кардовский Дмитрий Николаевич (продолжение)

Кардовский Дмитрий Николаевич (продолжение2)

вторник, 26 февраля 2008 г.

Ф.П. Толстой - иллюстрации к поэме Богдановича "Душенька" (часть вторая)


Воззрел на Душеньку суровыми очами,
И так, как бы ее оставил он навек,
Гневливым голосом, с презором произрек
Строжайшую ей часть, предписанну богами:
"Имей, - сказал он ей, - отныне госпожу,
Отныне будешь ты Венериной рабою,
Отныне не могу делить утех с тобою...
Но злобных сестр твоих я боле накажу".

Дубовый грубый сук, на чем она повисла,
С почтением к ее прекрасной голове
Погнулся так, как прут, изросший в вешни числа,
И здраву Душеньку поставил на траве;
И все тогда суки, на низ влекомы ею,
Иль сами волею своею
Шумели радостно над нею
И, съединяючи концы,
Свивали разны ей венцы.
Один лишь наглый сук за платье зацепился,
И Душенькин покров вверху остановился.
Тогда увидел дол и лес
Другое чудо из чудес!

И весь народ в обмане
Пред Душенькою вдруг колена преклонил.
Жрецы, со множеством курящихся кадил,
Воздев умильно длани,
Просили Душеньку принять народны дани

Сажают Душеньку в особу колесницу,
Запрягши в путь сорок станицу;
А для беседы с ней, как будто ей чета,
Садятся тут же рядом
Четыре фурии, изверженные адом:
Коварство, Ненависть, Хула и Клевета.

Подземна царства темный царь,
Который возле Прозерпины
Дремал с надеждою на слуг,
Смутился тишиною вдруг:
Возвысил вкруг бровей морщины,
Сверкнул блистаньем ярых глаз
Взглянул... начавши речь запнулся,
И с роду первый раз

меж тем прекрасный бог
Подробну ведомость имел со всех дорог,
От всех лесов и гор, где Душенька являлась,
И, сведав, что она,
От всех удалена
В средине гор скрывалась,
Донес богам о том сполна;
Донес, что Душенька была уже черна,
Суха, худа, дурна;
И упросил тогда смягченную Венеру,
Чтоб было наконец дозволено ему
Открыто самому
Явиться к Душеньке в пещеру.

Зефиры видели и свету возвестили,
Что Душеньку Амур издалека узнал
И руку у нее, подшедши, целовал;
Но скоро их из глаз обоих упустили.
Проснувшись Душенька тогда,
Взглянула, ахнула, закрылась от стыда,
Уйти в пещеру торопилась,
И тамо наконец с Амуром изъяснилась,
Неведомо в каких словах;
А только ведомо всему земному кругу
Взаимное от них прощение друг другу
Во всех досадах и винах.

Закон времен творит прекрасный вид худым,
Наружный блеск в очах преходит так, как дым,
Но красоту души ничто не изменяет,
Она единая всегда и всех пленяет".
Слова сии Амур твердя повсюду сам,
Представил грамоту Венере и богам,
А вместе с грамотой и Душеньку представил,
Котору в черноте дурною он не ставил.
Юпитер, покачав,
Разумной головою,
Амуру дал устав,
По силе старых прав,
Чтоб век пленялся он душевной красотою
И Душенька была б всегда его четою.
Сама богиня красоты,
Из жалости тогда иль некакой тщеты,
Как то случается обычно,
Нашла за должно и прилично,
Чтобы ее сноха,
Терпением своим очистясь от греха,
Наружну красоту обратно получила, -
Небесною она росой ее умыла,
И стала Душенька полна, цветна, бела,
Как преж сего была.
Государственная Третьяковская галерея, Бумага, тушь, перо. 1830-1833 гг.

понедельник, 25 февраля 2008 г.

Ф.П. Толстой - иллюстрации к поэме Богдановича "Душенька" (часть первая)

Пленительная сказка, история Амура и Психеи — одно из самых поэтичных созданий греческой мифологии. Эта античная легенда, не раз встречавшаяся в литературе (у Апулея, Лафонтена), была положена в основу поэмы И. Ф. Богдановича «Душенька». Талантливый поэт допушкинской эпохи, Богданович был одним из создателей русской предромантической поэзии. Его поэма, написанная игриво, с мягкой иронией, наполненная множеством жанровых моментов и мотивов русских народных сказок, была чем-то новым в русской поэзии конца XVIII века. У Богдановича учились многие молодые поэты. Его «Душеньку», изданную дважды (1778 г. и 1783 г.), читали еще и в первые десятилетия XIX века. Батюшков в 1816 году писал: «Стихотворная повесть Богдановича— первый и прелестный цветок легкой поэзии на языке нашем, ознаменованный истинным и великим талантом». Позже, когда явился миру Пушкин, поэма Богдановича, конечно, утратила свою новизну. Но «Душенька» обрела вторую жизнь в иллюстрациях Ф. П. Толстого. Это отмечал и один из его современников в своем шутливом экспромте:
Наш Богданович милую поэму написал,
Но Пушкина стихи ее убили;
К ней граф Толстой рисунки начертал,
И «Душеньку» рисунки воскресили.
В художественном мире XIX века граф Федор Петрович Толстой (1783—1873) был личностью значительной и яркой. С детства готовившийся к военной карьере, Федор Толстой окончил Морской корпус и служил во флоте. Тяга к искусству и незаурядные способности привели его в классы Академии художеств. Здесь он пользовался советами О. А. Кипренского, учился у скульптора И. П. Прокофьева.
В 1804 году Ф. Толстой оставил службу, чтобы посвятить себя искусству. Он стал известным медальером, подняв это забытое искусство на большую высоту. Толстой прославил патриотический подвиг русского народа своей знаменитой серией медальонов в память Отечественной войны 1812 года.
Творческие интересы художника были разнообразны. Одновременно он занимался скульптурой, живописью, гравюрой, работал акварелью, был тонким рисовальщиком, мастером очеркового, линейного рисунка.
Человек передовых взглядов, обладавший широким кругозором и высокой культурой, Ф. Толстой всегда был в центре общественной и художественной жизни. В 1826 году он привлекался к суду по делу декабристов, за участие в тайном обществе; долгие годы был он вице-президентом Академии художеств, по его ходатайству в 1858 году был возвращен из ссылки Тарас Шевченко, а на склоне лет он стал свидетелем выхода из Академии будущих передвижников.
На протяжении многих десятилетий в доме Толстого собирались «лучшие умы» XIX века: известные художники, писатели, поэты, музыканты, артисты. Здесь бывали Пушкин, Жуковский, К. Брюллов, Вяземский, Верстовский, Гоголь, декабристы - - братья Муравьевы, Бестужев, Рылеев. Позже — А. Иванов, Федотов, Шевченко, Тургенев, Майков.
Почти весь девятнадцатый век прошел перед глазами Ф. Толстого, но его творчество принадлежит первой половине века. Своим мировосприятием, художественными взглядами и вкусами он обязан эпохе, которая его воспитала. Поэтому в рисунках Ф. Толстого, особенно в его «Душеньке», тонко переплетаются черты классицизма, романтизма и реальной правды. Увлечение античностью было характерно для его времени, искавшего в Древней Греции идеал гармонической красоты и совершенства.
Лист за листом, с мягкой улыбкой художник воссоздает в своих тонких рисунках античную сказку о горестях и радостях прекрасной Душеньки, о печальном наказании за ее пагубное любопытство, о зависти и злобе, коварстве и клевете, существующих в мире, об изменчивости и непостоянстве внешней красоты и о вечном торжестве красоты душевной.
Рисунки к «Душеньке» — лучшее из графических произведений Ф. Толстого. Их трудно назвать иллюстрациями. Они настолько целостны и независимы от текста, что представляются самостоятельным графическим циклом. Мир, воссозданный Ф. Толстым, конечно, не был, да и не мог быть подлинным античным миром. Это была античность, сочиненная художником начала XIX века, знавшего древнюю эпоху по ее эллинистическим образцам, обладавшим большой эрудицией, изысканным вкусом и творческим воображением.
Мир «Душеньки» еще хранит классическую ясность и идеальную красоту античности, но в этом мире уже много интимного, лирического, окрашенного романтическим чувством, в нем появляются элементы жанра, непривычные бытовые ситуации, взятые из самой реальности. Вся серия, состоящая из 62 листов и фронтисписа, была исполнена пером (в 1820—1833 гг.), а позже награвирована самим автором.
Твердой рукой медальера, приученной к четкой выразительности линии силуэта, Толстой создает рисунки, в которых совершенно отсутствует штриховка, образующая светотень. Одними контурами и легким сплетением линий внутри них передана и объемность предметов, и глубина пространства, и ритм движения. Обыкновенное перо становится изысканным и виртуозным в руках мастера. Толщина линии, меняющаяся в зависимости от нажима пера, имеет около пяти градаций, от самой широкой, определяющей передний план, до почти волосяной, едва видимой, уводящей в глубину. Линии, геометрически четкие и прямые, вдруг превращаются в гибкие и плавные, струящиеся и ниспадающие. Образуя определенный ритмический рисунок, эти линии создают на белом листе бумаги тонкое графическое кружево.
Искусством Ф. Толстого-рисовальщика пленялись его современники. В одном из писем Пушкин, говоря об издании своих стихов, писал: «Виньетку бы не худо... Что, если б волшебная кисть Ф. Толстого... кроме Уткина ничей резец не достоин его карандаша».
Мастерство Ф. Толстого очаровывает легкостью и грацией его рисовального языка, богатством и музыкальностью его линейных ритмов, гармоническим совершенством композиции. Рисунки к «Душеньке» вошли в историю искусства, как одно из лучших созданий русской очерковой графики.
Евг. Плотникова

Возможно ль изъявить достойно
Великолепие пиров
У царских греческих дворов,
О коих ты писал толь стройно?
Я только лишь могу сказать,
Что царь любил себя казать,
Иных хвалить, иных тазать,
Поесть, попить и после спать.
А за такое хлебосольство,
И более за добрый нрав,
От всех соседственных держав
Явилося к нему посольство.
Особо же он был отличен из царей
За то, что трех имел прекрасных дочерей

Не в долгом времени пришла к богине весть,
Которую Зефир спешил скорей принесть,
Что бедство Душеньки преходит всяку меру,
Что Душенька уже оставлена от всех
И что вздыхатели, как будто ей в посмех,
От всякой встречи с ней повсюду удалялись,
Или к отцу ее во двор хотя являлись,
Однако в Душеньку уж больше не влюблялись
И к ней не подходили вблизь,
А только издали ей близко поклонялись.
Такой чудес престранный род
Смутил во Греции народ.

Оракул дал ответ в порядочных стихах,
И к ним жрецы-пророки
Прибавили свои для толку строки;
Но тем ответ сей был не мене бестолков,
И слово в слово был таков:
"Супруг для Душеньки, назначенный судьбами,
Есть то чудовище, которо всех язвит,
Смущает области и часто их крушит,
И часто рвет сердца, питаяся слезами,
И страшных стрел колчан имеет на плечах:
Стреляет, ранит, жжет, оковы налагает,
Коль хочет - на земли, коль хочет - в небесах,
И самый Стикс ему путей не преграждает.
Судьбы и боги все, определяя так,
Сыскать его дают особо верный знак:
Царевну пусть везут на самую вершину
Неведомой горы, за тридесять земель,
Куда еще никто не хаживал досель,
И там ее одну оставят на судьбину,
На радость и на скорбь, на жизнь и на кончину".

Тут всяк из них давал стихам различный толк,
И всяк желал притом скорей дойти к покою.
За ними шел сигклит и всяк высокий чин;
Впоследок ехала печальна колесница,
В которой с дочерью сидела мать-царица.
У ног ее стоял серебряный кувшин;
То был плачевный урн, какой старинны греки
Давали в дар, когда прощались с кем навеки.
Отец со ближними у колесницы шел,
Богов прося о всяком благе,
И, предая судьбам расправу царских дел,
Свободно на пути вздыхал при каждом шаге.
Взирая на царя, от всех сторон народ
Толпился близко колесницы,
И каждый до своей границы
С царевной шел в поход.

Но где возьму черты
Представить страх, какой являла вся природа,
Увидев Душеньку в пространстве темноты,
Оставшу без отца, без матери, без рода,
И, словом, вовсе без людей,
Между драконов и зверей?
Тут все что царска дочь от нянюшек слыхала
И что в чудеснейших историях читала,
Представилось ее смущенному уму.

Какая Душеньке явилась тьма чудес!
Сквозь рощу миртовых и пальмовых древес
Великолепные представились чертоги,
Блестящие среди бесчисленных огней,
И всюду розами усыпаны дороги;
Но розы бледный вид являют перед ней
И с неким чувствием ее лобзают ноги.
Порфирные врата, с лица и со сторон,
Сафирные столпы, из яхонта балкон,
Златые купола и стены изумрудны

Меж тем прошла она крыльцовые ступени
И введена была в пространнейшие сени,
Отколь во все края, сквозь множество дверей,
Открылся перед ней
Прекрасный вид аллей,
И рощей, и полей;
И более потом высокие балконы
Открыли царство там и Флоры и Помоны,
Каскады и пруды,
И чудные сады.
Оттуда сорок нимф вели ее в чертоги,
Какие созидать удобны только боги,
И тамо Душеньку, в прохладе от дороги,
В готовую для ней купальню привели.

Нетрудно разуметь, что для ее услуг
Горстями сыпались каменья и жемчуг,
И всяки редкости невидимая сила,
По слову Душеньки, мгновенно приносила;
Иль Душенька тогда лишь только что помнила,
Желаемая вещь пред ней являлась вдруг;
Пленяяся своим прекраснейшим нарядом,
И по стенам пред ней стоят вели

Потом одна из нимф явилась доложить,
Что время ей уже в постеле опочить
При слове "опочить" царевна покраснела
И, как невеста, оробела,
Однако спорить не хотела.
Раздета Душенька; ведут ее в чертог,
И там, как надобно к покою от дорог,
Кладут ее в постель на некоем престоле
И, поклонившись ей, уходят все оттоле.
Не знаемо отколь, тогда явился вдруг
В невидимом лице неведомый супруг.
А если спросят, как невидимый явился, -
Нетрудно отвечать: явился он впотьмах
И был в объятиях, но не был он в очах;
Как дух или колдун он был, но не открылся.

Амуры, наконец, старались изобресть
По вкусу Душеньки, комедии, балеты,
Концерты, оперы, забавны оперетты
И всё, что острый ум удобен произвесть
Государственная Третьяковская галерея, Бумага, тушь, перо. 1830-1833 гг.

Другие работы художника:

Ф.П. Толстой - иллюстрации к поэме Богдановича "Душенька" (часть вторая)

Фёдор Петрович Толстой (продолжение)


воскресенье, 24 февраля 2008 г.

МИЛАШЕВСКИЙ Владимир Алексеевич

МИЛАШЕВСКИЙ Владимир Алексеевич (1893, Саратов - 1976, Москва).
Юные годы В. А. Милашевского прошли в Саратове, где находился лучший в России провинциальный художественный музей, где начинали свой творческий путь поэт М. А. Кузмин, живописец В. Э. Борисов-Мусатов - кумиры молодежи тех лет. Не удивительно, что Милашевский с детства "заболел" искусством. В Харькове, куда переехала семья Милашевских, он посещал частную студию А. И. Грота. В 1913 г. поступил на архитектурное отделение Петербургской АХ. Однако более всего, по выражению самого художника, его "учил воздух эпохи". Вскоре он оставил АХ и начал заниматься в Новой художественной мастерской, где его товарищами по учебе были Г. С. Верейский и Б. Д. Григорьев, а преподавателями - М. В. Добужинский и А. Е. Яковлев. Огромное влияние на молодых художников оказывали мастера "Мира искусства". Блестящие литературные портреты деятелей русской культуры того времени, яркая картина художественной жизни 1910-20-х гг. запечатлены Милашевским в книге воспоминаний "Вчера, позавчера". Большое место в ней занимает петроградский Дом ис кусств - прибежище в ту трудную пору многих литераторов и художников.
Порвав с академическими традициями, Милашевский начал самостоятельный творческий путь. Любимым видом искусства для него отныне стала графика. Портреты, пейзажи, бытовые сцены, исполненные художником в 1920-30-х гг. в Петрограде, на Псковщине, в Москве и других городах и областях России, отличаются меткостью характеристик, остротой деталей, тем, что называют "чувством времени". В этом большую роль сыграл разработанный Милашевским "метод темпа". Он означал мгновенно выполненный, порой даже не пером, а спичкой, динамичный и эмоциональный рисунок.

В 1924 г. Милашевский переехал из Ленинграда в Москву. Здесь он стал одним из организаторов и идейных вдохновителей группы молодых художников "Тринадцать".
Интерес к графике привел Милашевского в книжную иллюстрацию. Именно к этой области относятся самые известные его работы. Он иллюстрировал как классиков русской литературы - А. С. Пушкина, И. А. Крылова, Ф. М. Достоевского, так и произведения зарубежных авторов - О. Бальзака, Э.-Т.-А. Гофмана, Г. Флобера. Он много сотрудничал с издательством "Academia". К числу лучших работ Милашевского относятся рисунки к "Посмертным запискам Пиквикского клуба" Ч. Диккенса, созданные в 1933 г. по заказу этого издательства. Они прекрасно передают "английский дух" и точно соответствуют диккенсовской эпохе.
В 1949 г. к 150-летию А. С. Пушкина Милашевский выполнил превосходные рисунки к пушкинским сказкам, и с этого началось многолетнее увлечение художника "сказочной" иллюстрацией. Подлинной его удачей стали рисунки к "Коньку-Горбунку" П. П. Ершова. Иллюстрировать сказки Милашевский продолжал до конца своей жизни.
Иллюстрация к рассказу А.П. Чехова "Человек в футляре"
Он был замечателен тем, что всегда даже в очень хорошую погоду, выходил в калошах и с зонтиком и неприменно в тёплом пальто на вате. И зонтик у него был в чехле... и лицо, казалось, тоже было в чехле, так как он всё время прятал его в поднятый воротник.

Иллюстрации В.А. Милашевского к сказке П.П. Ершова "Конёк-горбунок":
За горами, за лесами,
За широкими морями,
Против неба — на земле
Жил старик в одном селе.
У старинушки три сына:
Старший умный был детина,
Средний сын и так и сяк,
Младший вовсе был дурак.
Говорит ему конек:
“Вот уж есть чему дивиться!
Тут лежит перо Жар-птицы,
Но для счастья своего
Не бери себе его.
Много, много непокою
Принесет оно с собою”
Кто хозяин?” Тут Иван,
Руки в боки, словно пан,
Из-за братьев выступает
И, надувшись, отвечает:
“Эта пара, царь, моя,
И хозяин — тоже я”.
Он кладет перо в сусек,
Чистить коней начинает,
Умывает, убирает,
Гривы длинные плетет,
Разны песенки поет.
“Да и то ль еще он знает! —
Спальник тихо продолжает,
Изогнувшися. — Добро!
Пусть имел бы он перо;
Да и самую Жар-птицу
Во твою, отец, светлицу,
Коль приказ изволишь дать,
Похваляется достать”.
И доносчик с этим словом,
Скрючась обручем таловым,
Ко кровати подошел,
Подал клад — и снова в пол.
“Ай, хозяин, отличился! —
Говорит ему конек. —
Ну, скорей ее в мешок!
Да завязывай тужее;
А мешок привесь на шею,
Надо нам в обратный путь”. —
“Нет, дай птиц-то мне пугнуть! —
Говорит Иван. — Смотри-ка,
Вишь, надселися от крика!”
И, схвативши свой мешок,
Хлещет вдоль и поперек.
Вот въезжает на поляну
Прямо к морю-окияну;
Поперек его лежит
Чудо-юдо Рыба-кит.
Все бока его изрыты.
Частоколы в ребра вбиты,
На хвосте сыр-бор шумит,
На спине село стоит;
Мужички на губе пашут,
Между глаз мальчишки пляшут,
А в дуброве, меж усов,
Ищут девушки грибов.
“Это терем Царь-девицы,
Нашей будущей царицы, —
Горбунок ему кричит, —
По ночам здесь Солнце спит,
А полуденной порою
Месяц входит для покою”.
Подъезжают; у ворот
Из столбов хрустальный свод:
Все столбы те завитые
“Сядь, Иванушка Петрович! —
Молвил Месяц Месяцович. —
И поведай мне вину
В нашу светлую страну
Твоего с земли прихода;
Из какого ты народа,
Как попал ты в этот край, —
Все скажи мне, не утай”.
Сом (советником он звался)
Под указом подписался;
Черный рак указ сложил
И печати приложил.
Двух дельфинов тут призвали
И, отдав указ, сказали,
Чтоб, от имени царя,
Обежали все моря
И того Ерша-гуляку,
Крикуна и забияку,
Где бы ни было, нашли,
К государю привели.

На конька Иван взглянул
И в котел тотчас нырнул,
Тут в другой, там в третий тоже,
И такой он стал пригожий,
Что ни в сказке не сказать,
Ни пером не написать!

Пушки с крепости палят;
В трубы кованы трубят;
Все подвалы отворяют
Бочки с фряжским выставляют,
И, напившися, народ
Что есть мочушки дерет:
“Здравствуй, царь наш со царицей!
С распрекрасной Царь-девицей!”

Во дворце же пир горой:
Вина льются там рекой;
За дубовыми столами
Пьют бояре со князьями,
Сердцу любо! Я там был,
Мед, вино и пиво пил;
По усам хоть и бежало,
В рот ни капли не попало.


Николай Михайлович Кочергин - иллюстрации к сказке П. Ершова "Конек-Горбунок"

среда, 30 января 2008 г.

КУКРЫНИКСЫ - иллюстрации к рассказу А.П. Чехова "Дама с собачкой"

На набережной
Письмо от мужа
У памятника А.С. Пушкину
Разговор
Неожиданная встреча в театре
Приезд Анны Сергевны в Москву
Свидание
Прощание
На Красной площади
Вечер в семье
У моря
На молу
Первое знакомство