«ВЗЯТЬ ЖИВЬЁМ» - Картина Вильгельм Амандуса Бера (1837-1907)

Из журнала «Всемирная Иллюстрация» №1091- 1889 г.:

«ВЗЯТЬ ЖИВЬЁМ»

Картина В. Бера

Ночью шёл лёгкий снежок и на пороше ясно виден каждый следок. Словно по раскрытой книге, в лесу и в поле можно читать по этим следам, какими путями пробирались в истекшую ночь медведь, волк, лисица и другие дикие звери до зайца включительно.

Нередко можно видеть по этим отпечаткам в снегу как лисица пробиралась по следам зайца. Волк также не брезгует этой вкусной дичью и иногда, при счастливом случае, можно даже наблюдать любопытный факт, как несколько волков охотятся за одним зайцем и перерезают ему дорогу; если выследить охоту до конца, то следы часто приводят к тому месту, где бедняга был разорван четвероногими охотниками.

В такое утро сердце охотника бьётся сильнее, отдаётся приказ оседлать коня. Из псарни выводятся гончие – и начинается выслеживание дичи. Скоро охотник находит следы волка и выгоняет его из логовища. Собаки спускаются со своры – и начинается травля; волк, спасая свою шкуру. Не обращает внимания ни на какие препятствия; за ним мчатся собаки; вот они его догнали, вцепились в него и уже рвут зубами. Охотник спрыгивает с лошади, бросается на волка и хватает его сзади за уши, прижимая голову зверя к земле. Волк в это время – как ни странно это – вдруг становится тих, словно ягнёнок, до того, что второй охотник может без всякой боязни вставить в пасть ему закрутку, чтобы зверь не мог укусить. Затем вяжут волку ноги и взваливают его на спину заранее приготовленной лошади, чтобы взять его живым для обучения молодых собак. Прибыв на означенное место, охотник развязывает волку ноги – но пасть его остаётся несвободной, чтобы не позволить ему загрызть молодых собак – затем травля начинается снова, пока нож не покончить его жизнь. Впрочем, волк в одиночку очень труслив; в стаях он гораздо злее и нахальнее, но под влиянием голода он становится дерзко отважен.

Wilhelm Amandus Beer - Der lebendig gefangene Wolf

Да, когда-то охота была повседневным обыденным занятием людей. Охотились чтобы добыть дичь к столу, а также для того, чтобы уберечь домашнюю живность от нападения хищников. Сейчас же охота - это удел немногих, да и то, большинство современных охотников занимаются ею для того, чтобы отдохнуть от повседневной рутины. Большинство же людей предпочитает слушать анекдоты про охотников, типа:

После выстрела по дичи охотник просит напарника:
— Сходи, посмотри, что за зверя я уложил?
Тот возвращается:
— Судя по паспорту, его зовут Джонсон.

«С просьбой о помиловании у Дожа» Картина Карла Беккера (1820-1900)

Из журнала «Всемирная Иллюстрация» №1116-1890 г.:

«С просьбой о помиловании у Дожа» 

Картина Карла Беккера (1820-1900) 

Талантливый художник не указывает нам, о каком именно доже идёт речь в его картине. Судя, однако, по костюмам, его дож не может быть ни Марино Фальеро, ни Фоскари; вернее всего это – один из последующих дожей, менее известных в истории – времён XVI столетия, а может быть – и XV. Во всяком случае дело не в самом доже. Картина имеет сильный драматический и живописный характер. Престарелый дож под руку с супругой выходит из дворца и спускается по мраморным ступеням. Позади в живописных позах видны сторожа и некоторые из окружающих дожа. Дож – старик; он едва передвигает ноги и опирается на палку. Его супруга – молодая женщина с красивым весёлым лицом. Перед ним бежит большая левретка. Спускаясь по ступеням, с ребёнком, которая протягивает к нему прошение о помилование мужа. В картине Беккера очень характерно скомпонована вся сцена. Жена дожа обращается к нему с улыбкой, с грациозным жестом левой руки, как бы приглашая его выслушать умоляющую его женщину. Дож, опираясь на палку, смотрит на протягиваемую к нему бумагу и слушает просящую, которая одной рукой подаёт прошение, а другой – небольшую девочку, которая видимо испугалась дожа и его жены. Эта мимолётная связь между этими лицами превосходно схвачена и продолжается далее, – на второй план, где придворные также с видимым интересом следят за ценой. Чудеснейший рисунок, прекрасная, внимательно обдуманная композиция, жизненность самой сцены – вот существенные достоинства картины. Но к ним необходимо присоединить также и аксессуары. Роскошные костюмы XVI столетия, богатая обстановка дворца – всё это составляет прелестную гармонию. 

Тихамер фон Маргитаи - «СОПЕРНИКИ»

Tihamer von Margitay (1859-1922). Соперники

Картинка взята отсюда.

Из журнала «Всемирная Иллюстрация» №1180 – 1891 г.:

«СОПЕРНИКИ»

Эпизод из жизни артистки

К картине Т. Моргитаи

Известная певица Паска была совсем некрасива; однако она была «пикантна». Собственно говоря, лицо у неё было самое дюжинное, с грубыми чертами, но казалось «породистым», когда артистка стояла на сцене и зажигала свои подведённые тушью, довольно бесцветные глаза огнём деланной страсти. Голос её тоже был не из самых блестящих, но всё же отличался силой на верхних нотах. Мы говорим «всё ещё», потому что Паска была уже немолода, хотя эффектная фигура и утончённое художество театрального гардероба позволяли ей рассчитывать на вечную вторую молодость. Но и в это время Паска произвела положительный фурор в Будапеште, где она дебютировала в удачнейших партиях своего репертуара – Валентины, Аиды, Эльзы – и была ангажирована в оперный театр.

Новая примадонна всегда является предметом общего любопытства, особенно в стране пылких мадьяров, любящих театр и легко увлекающихся. Но на этот раз справки любопытствующей публики привели к удивительному результату: Паска была ангел целомудрия! Она жила, как монахиня, никогда не разлучалась со своей компаньонкой, никогда не пила шампанского с магнатами и встречалась со своими обожателями и поклонниками только на улице, во время прогулки.

Что это значить? Все ломали головы над этим вопросом, – а между тем ларчик просто открывался: одна Паска знала, сколько её лет; притом же она одна знала, как сильно истощился её голос, и какого напряжения стоило уже её пение; и одна она только говорила про себя (потому что Паска была женщина практичная и оборотистая, а вовсе не гениальная, беспечная артистическая натура), что пора уже – как раз пора – подумать о том, чтобы «пристроиться» как следует. В жизни каждой артистки есть такой год, даже чуть не час, по истечении которого всё пропало. Поэтому Паска жила настоящей весталкой и – внимательно осматриваясь через лорнет вокруг себя, когда шла по улице, окружённая толпой поклонников, которые все без исключения положили свои сердца к её ногам.

Наконец взоры её остановились на одном лице из этой толпы. Граф Вичай – уже несколько пожилой, с несколькими редкими волосами и с некоторой лысиной, несколько недалёкий и несколько потёртый господин – имел чин ротмистра, был наследником громадного состояния старого барона Бочкай, своего внучатого дяди, был владельцев прекрасной скаковой конюшни и отличался благородным, рыцарским характером. Скоро он мог уже похвастаться знанием “adorateur unone” Паска: единственный! Ион очень этим гордился: он часто разъезжал с ней по городу в своём экипаже причём сам правил лошадьми; он ежедневно привозил ей, по общепринятому обычаю, громадные букеты, он преподносил «к её ногам» драгоценные уборы новейшего фасона – одним словом, он был «единственным» её обожателем. И вдруг однажды горничная доложила Паска о визите молодого барона Мандельблю в то самое время, как у певицы сидел ротмистр – и хозяйка приказала принять гостя… Пока горничная, с много значительной улыбкой на губах, направилась в прихожую, граф Вичай вскочил с кресла, словно его укусила змея:

- Как, вы принимаете визиты разных кавалеров! И при этом ещё в моём присутствии!..

- «В моём присутствии» - это хорошо! - улыбаясь, возразила Паска. – Разве вам было бы приятнее, если бы я делала это у вас за спиной?

- Нет! Но этого дурня! Этого молокососа! Этого беспутника! И с такой фамилией! Барон Мандельблю!..

- Любезный граф, я. Пожалуй, и не принимала бы его, если бы не была к этому вынуждена. Нам, певицам, нужны такие поклонники, как молодой барон Мандельблю .. Ах! Вот он идёт…

И он действительно вошёл, с громадным букетом в руках, вошёл с некоторым смущением, но с восторженными фразами на губах, и Паска была вся внимание, вся любезность, так что бедный ротмистр, казалось чуть не лопнул от злости и ревности. А когда барон Мандельблю удалился, ротмистр, окончательно выйдя из себя, разразился и загремел:

- Это невозможный человек, madame! И вы форменно ухаживали на ним! Что это значить?

- Это значить, что мне нужен такой обожатель!

- Как так?

- Очень просто. Барон Мандельблю молод и глуп. Он хочет жениться на мне. И он женится на мне. Я должна же в конце концов подумать и о моём будущем.

- Жениться! – заволновался окончательно убитый граф. - Почему же вы не сказали мне этого сразу? Я также готов жениться на вас … если уж это необходимо …

И граф Вичай действительно женился на Паске. Он не был несчастлив в браке с ней. И уже много времени спустя после свадьбы она сказала ему как-то среди других разговоров: - спрашивал меня тогда, к чему нам нужны такие молодые глупые поклонники, каков, например, барон Мандельблю? Теперь я могу тебе признаться в этом: именно для того, чтобы нанас женились такие богатые пожилые обожатели как ты!»

«ПРИМАДОННА» К картине Г. Темпля

Из журнала «Всемирная Иллюстрация»:

«ПРИМАДОННА»

К картине Г. Темпля

Господин импресарио составил почти всю труппу, с которой намеревался сделать артистическое tounee по Соединённым Штатам – всю труппу, кроме – примадонны. Не то, чтобы у него не было кандидаток на это амплуа – совсем напротив! Но в этом отношении угодить ему чрезвычайно трудно. И вовсе не из-за голоса! Боже мой. У любой примадонны, конечно. Голос найдётся, будь он грудной или только гортанный, но найдётся непременно; однако импресарио ищет в примадонне чего-то особенного, что должно подойти к нему именно. Его старый камердинер и доверенный Баттиста – которого не иначе увидивишь, как щёткой в руке – хорошо знает, почему так труден выбор для господина импресарио; его примадонна должна обладать расой и притом – холодным сердцем; она должна нравится на сцене, а вне сцены обещать всё и – ничего не давать. Господину импресарио не нужна примадонна, у которой есть сердце; сердце может грозить разными неудобствами, капризами, иногда даже – чувством. Ну, а все итальянские известности и французские начинающие певицы, какие пребывали в кабинете импрессарио, выказывали известные чувства pour monsieur I`impressario, любовь к искусству, enfin, живую душу.

Вот в салоне ждёт его новая кандидатка. Mademoiselle Carlon – это именно mademoiselle Mini Carlon, певшая пока исключительно в экзотических городах: в Монте-Карло, в Ницце, в Баден-Бадене, в Петербурге, в Аграме … Баттиста наблюдал (как всегда с метлой в руке. Из-за портьеры), как она беседует с господином импресарио … Mademoiselle Carlon – удивительное существо: не красива, но пленительна, как бес. Она очень смело и непринуждённо поместилась на кресле, с каким-то ухарством положив ногу на ногу; но это ровно ничего не означает: она всюду чувствует себя совсем как дома. Она спела господину импресарио первую арию цыганки из оперы «Кармен» и теперь сидит перед роялем, беря одной рукой аккорд, и говорит:

- Ну? ..

- У вас когда был, наверное, чудесный голос, замечает импресарио.

- Да, но теперь я его простудила – в Петербурге часто приходится ехать по снегу, чтобы петь на вечерах, отвечает она – Я каркаю, как старый капрал. Но это не беда, попробуйте заключить со мной контракт, милостивый государь. Я гарантирую вам постоянно полный партер – всегда весь состав гарнизона и жокей-клуба.

- О! восклицает он, принимает совсем холодный тон. – Значить, у вас есть … то, что называется сердцем?

- Нет, говорит она с коротким смешком и смотрит на него таким же взглядом, каким Кармен смотрит на бедного Хосе в последнем действии оперы. – Неужели вы принимаете меня за дурочку? У меня нет сердца. Но я кажусь артисткой с сердцем …

Одну секунду импресарио смотрит на неё, ничего не понимая. Потом на его дипломатическом лице начинает складываться сияющая улыбка. Он нашёл свою примадонну!

«СЁСТРЫ» Картина барона Г. Энгельгардта

Из журнала «Всемирная Иллюстрация» №1139-1890 г. :

«СЁСТРЫ»

Картина барона Г. Энгельгардта

Помещаемая в этом номере нашего журнала картина барона Г.Энгельгардта «Сёстры», бывшая на последней художественной выставке всех народов в Мюнхене. Написана так мастерски, характеристика её действующих лиц так совершенна, что всякие комментарии кажутся излишними. Самоотречение – вещь чрезвычайно тяжёлая и человеку, отказавшемуся от мирской суеты. Этот мир слишком часто ставить соблазны, приносить слишком много борьбы с собой. Но тяжелейшими моментами борьбы молодой монахини с этим суетным миром является посещения её весёлой сестры, наслаждающейся всеми радостями мира. Монахиня ещё не ответила на её трудный вопрос: - «а ты – тоже счастлива?» - в ней ещё слишком живы воспоминания о весёлых днях, проведённых ею в родительском доме, о любви к ней братьев и сестёр, об омрачённом лице отца в минуту разлуки; воспоминания о бесчисленных маленьких радостях отрочества и юности вихрем проносятся в её голове, заставляют скорее биться её сердце, борятся против возлагаемого на неё монашеским долгом безучастия к миру, хотят победить её душу. Ей тяжело сказать, что она чувствует в эту минуту. Всё это – и душевная борьба молодой монахини, и озабоченность любящей сестры, полною струёй пьющей радости жизни, прелесть, разлитая в обеих фигурах – всё это пленяет зрителя, выказывая выдающийся талант художника.

Барон Герман Энгельгардт по рождению принадлежит России: он родился в 1854 г. В Лифляндии, в имении своего отца; до 14-летнего возраста он воспитывался дома, а затем поступил в гимназию; 18-ти лет, пройдя гимназический курс, он отправился в Германию с целью докончить там своё образование и в Дюссельдорфе познакомился со своим земляком, проф. Гергардтом, который, увидев в молодом Энгельгардте недюжинный талант, убедил его отдаться искусству. Первым учителем барона Энгельгардта был ученик проф. Гергардта, художник Вюннеберг, но вскоре Энгельгардт переехал в Мюнхен, где стал посещать академию художеств, работал в школах Лёффца, Вагнера и Линденшмита. После его выхода из академии особенное влияние на его дальнейшее художественное развитие имел его товарищ и друг, поляк Влад. Чахорский, а ещё больше – продолжительные путешествия по Франции, Азии, Африке и наконец долгое пребывание в Италии.

«ПАНДОРА» Картина Г. Гёплина

Встретив эту иллюстрацию я лично узнал что-то новое. Ведь, какое слово приходит всем нам на ум, когда мы слышим имя Пандора? - Конечно же "ящик", "ларец"или что-то в этом роде. Но в древнем мифе упоминается именно СОСУД. Опять же обычная версия этого мифа говорит о том, что Пандора сама открыла этот самый сосуд, но в тексте, который сопровождал иллюстрацию, говориться несколько иное:

Из журнала «Всемирная Иллюстрация» № 11 1891г.:

«ПАНДОРА» 

Картина Г. Гёплина 

Кому неизвестна прекрасная мифическая легенда греков о Пандоре? – Пандора была создана руками Гефеста (Вулкана), оживлена богиней Афиной (Миневрой) и одарена всеми добродетелями остальными богами; каждый из них дал ей особенный дар (отсюда её имя: pan – всё , doron – дар). Зевс, желая наказать Прометея за то, что этот последний осмелился похитить небесный огонь, послал ему Пандору в качестве супруги и дал ей сосуд, в котором были заключены все бедствия мира. Прометей, подозревая ловушку, отказался принять Пандору с её дарами; но Эпиметей, его брат, менее осторожный, взял её в жёны и открыл сосуд, откуда все бедствия распространились на земле; на дне сосуда осталась только надежда. Вследствие этого настал железный век.

Такова легенда, которой вдохновился Гёплин. Талантливый художник изображает нам Пандору сидящую на каменной скамейке и охватившей руками роковой сосуд. Лицо её прекрасно, хотя мало отвечает нашим понятиям о греческой красоте; зато оно чрезвычайно выразительно и значительно. Вся она в высшей степени грациозна в своей белой тунике, но в этой грации нет ничего мелкого и вульгарного; это – не пикантная кокетка, рассчитывающая на лёгкие победы над мужчинами, а могучая женщина, как бы олицетворяющая собой судьбу мира. Аксессуары картине допоняют гармонию этого лица. 

Вот так, оказывается сосуд открыл брат Прометея, но художник всё равно изображает не его, а саму Пандору.  

Немецкий художник Фриц Вагнер (1896-1939)

Fritz Wagner (German, 1896-1939) A musical interlude . oil on canvas 77.7 x 85.8 cm - Фриц Вагнер (Германия, 1896-1939). Музыкальный антракт. Холст, масло 77,7 х 85,8 см

 Fritz Wagner (German, 1896-1939) The card players. oil on canvas 65.5 x 56 cm. Фриц Вагнер (Германия, 1896-1939). Картёжник. Холст, масло. 65,5 х 56 см

Fritz Wagner (German, 1896-1939) The dice players. oil on canvas. 51.4 x 61 cm. Фриц Вагнер (Германия, 1896-1939). Игра в кости. Холст, масло. 51,4 х 61 см

 Fritz Wagner (German, 1896-1939) The winning throw. oil on canvas 81.3 x 100.8 cm - Фриц Вагнер (Германия, 1896-1939). Победный бросок. Холст, масло. 81,3 х 100,8 см

Тихамер фон Маргитаи

Из журнала «Всемирная Иллюстрация» №1043-1889г.:

«ХОРОШАЯ ПАРТИЯ»

Картина Т. Маргитаи

На последних выставках венгерского художественного общества в Будапеште картины Тихамера Маргитаи привлекли к себе внимание всех посетителей, которые в жанровых картинах хотели бы видеть не только художественное исполнение, но и оригинальность сюжета и юмор художника. Таким требованиям картины Маргитаи удовлетворяют как нельзя лучше, благодаря тонкой сатирической черте, отмечающей каждое его произведение; при этом техника его замечательно хороша, а краски ярки, не смотря на то, что все его фигуры одеты в безупречные современные нам костюмы. Богатые обитатели изящно меблированного салона, изображённого на нашей гравюре, принадлежат к венгерскому дворянству. Эти дворяне – народ очень милый; но так как они не прочь сорить деньгами и направо, и налево, то им грозит опасность полного разорения. Так, в одной из комедий, где венгерский драматург вывел рядом два типа – большого капиталиста и знатного дворянина – есть такой разговор между отцом банкиром и его влюблённой дочерью:

- Что это за молодой человек?

- Он дворянин, папа.

- А есть у него средства?

- У него было имение.

- Ну, значить, он настоящий дворянин! – с убеждением восклицает банкир и публика громко аплодирует ему.

Знатное семейство, представленное на нашей картине, также имело когда-то своё имение; но оно так много надеялось на доходы с него, так нерасчётливо бросало деньги, что расходы не покрывались. Тут один из старых друзей сообщил главе семейства, что на его поместье нашёлся хороший покупщик – разбогатевший суконный фабрикант, вздумавший поместить лишний капитал в землю; все очень обрадовались такому предложению, и начались переговоры по этому поводу через посредничество того же друга, который стал заходить довольно часто. Во время одного из таких визитов он сообщил, что у нового помещика – всего один сын, молодой коммерсант, выдающихся способностей, - «это была бы хорошая партия для вашей дочери», прибавил он. Глава семейства так и расцвёл от радости: в самом деле, как хорошо было бы вернуть дочери наследственное имение, за которое уже получил деньги. Правда, в голове у него зародились кое-какие сомнения – но дело было слишком соблазнительно и он просил друга познакомить его как-нибудь с молодым человеком.

Так и случилось; и вот мы видим из нашей картины,как горячо работает старый друг дома в пользу молодого коммерсанта.

Однако этот претендент вовсе не отвечает идеалу мужа, созданному пылким воображением старшей дочери бывшего помещика. С насмешливой улыбкой на устах стоит она за креслом матери, рассматривающей в лорнет молодого человека; она видит смешные стороны жениха и, кажется, вовсе не расположена породниться с ним. Вторая дочь, подставив ухо близкому родственнику, молодому гусарскому офицеру, который делает какие-то замечания, смеётся весьма не двусмысленно, нимало не стесняясь гостей, – за что в другой раз она получила бы строгий выговор, – но сегодня всё допускается.

Молодой купец вооброжал себе «знатное общество» более приятным, чем в эту минуту. Он рад ухватиться за первый удобный случай, чтобы откланяться и уйти. И в знатном доме также все вздохнули с облегчением, когда гости ушли. Обе стороны вывели ясное заключение, что всё-таки лучше – оставаться в своём кругу; не всегда «хорошая партия» может победить всякие сомнения. Вот что представил нам художник в своей прекрасной, умной картине.

Из журнала «Всемирная Иллюстрация» №1090-1889 г.:

«Неудачное сватовство»

Картина Т. Моргитай

Наши читатели уже имели случай встречать на страницах «Всемирной Иллюстрации» картины венгерского художника Тихомера Моргитай; между прочим, в № 1043-м за текущий год была помещена его «Хорошая партия». Сюжет которой, так сказать, заканчивается в «Неудачном сватовстве». Жанровые картины Моргитай пользуются в Венгрии большим успехом – и это совершенно понятно: исполнение их художественно, сюжет – всегда очень оригинален, и художник вкладывает в картину много юмора.

Знатное семейство. Представленное на нашей картине, когда-то было очень богато; но широкая жизнь, приёмы и выезды скоро съели всё состояние; нкаступила тяжёлая пора: жизнь надо поддерживать на прежнем уровне, ибо – если начать экономию в хозяйстве – кредит может подорваться и даже совсем пропасть; сыновьям – блестящим гвардейцам – необходимы сресдтва, чтобы не уронить честь фамилии; дечерей надо выдать замуж… А что делать, если кроме долгов, ничего нет и кредиторы начинают становиться слишком докучливыми?.. Остаётся одно – надо продать землю – большое имение, когда-то одно из лучших в стране, но затем, вследствие выживания из него денег всеми правдами и неправдами, пришедшее в беспорядок и совсем истощённое. Однако, если бы его взял в руки человек с деньгами, ему можно было бы вернуть прежнюю доходность. И покупатель нашёлся: старый друг дома привёз разбогатевшего фабриканта, который не прочь был бы заняться, между прочим и сельским хозяйством.

Пока велись переговоры, сын фабриканта, часто бывавший в доме помещика, успел влюбиться в его дочь – красивую, умную девушку. Всегда так мило и любезно беседовавшую с ним. Эта любовь всё росла и росла и, наконец, влюблённый молодой человек решился сделать предложение, посоветовавшись предварительно с отцом и старым другом помещика. На этом совещании они рассудили так, что отказа ждать невозможно: с одной стороны – знатность и красота, с другой – богатство и выдающиеся коммерческие способности; к тому же старый друг пробовал заговаривать об этом с родителями девушки и те, как казалось, приняли намёки на это очень благосклонно.

Уверенный в себе, спокойно явился претендент на руку и сердце молодой девушки в дом её родителей; чтобы обставить дело как можно торжественнее, с ним явился и его отец и старый друг дома, посредник во всех сношениях обоих семейств. Все уселись в уютной гостиной; началась беседа. Отец жениха значительным тоном передал от имени сына предложение; родители девушки поблагодарили за честь, оказанную им и заявили, что дочь их сама располагает своим сердцем и что у неё надо спросить, согласна ли она будет стать женой их гостя.

Наступила минута молчания. Все взоры обратились на девушку: фабрикант с сыном спокойно ждали её ответа, не боясь отказа; родители с тревогой взглядывали на неё, ибо до сих пор им не удалось выпытать у девушки, как она намерена решить. Только старый друг дома да младшая сестра девушки оставались почти безучастны к этой минуте.

Окинув гостей медленным взглядом, девушка отвечала:

- Благодарю вас за честь, но женой вашего сына я быть не могу …

Что такое?.. как?.. почему?.. Испуганные родители бросились к дочери, убеждая её, доказывая ей, как глупо она поступает … Старый друг дома отвёл в сторону отца жениха и, пожимая плечами, старался уверить его, что вины его тут нет: он всё сделал, что мог – и ничего подобного не ожидал … Отверженный жених, несколько мгновений сидевший неподвижно, словно окаменелый, встал и повернулся к выходу, взглядывая из-за плеча на оскорбившую его девушку – а оона продолжала хранить упорное молчание и, сжав гордые губы, отвернувшись, старалась не слышать укоров отца и матери … Нет, такого мужа она не возьмёт; будь это человек их круга, их образования – она, быть может, и согласилась бы обменяться с ним кольцами без любви; но выйти замуж за неотёсанного мастерового – хоть он и миллионер – это выше её сил!

З.Ы. В разных номерах старого журнала фамилия художника написана по разному...