Путешественники в горах Овэрни (к картине К. Савицкого).

К.А. Савицкий. "Путешественники в Оверни". 1876 г. Холст, масло. Государственный русский музей

Путешественники в горах Овэрни

(к картине К. Савицкого).

Одна из провинций средней Франции, Оверн – гористая страна, отличающаяся красотой своих ландшафтов. Недаром она служит местом частного посещения художников-живописцев. Которые находят здесь много живых красот природы для вдохновения и для работы своей кисти. Не одни художники посещают эту прекрасную страну. Сюда ежегодно стекается масса туристов, как французов, так и иностранцев, прибывающих со всех концов Европы. Если горы Оверни уступают Альпам по своей вышине, то нередко соперничают с ними живописностью видов. Перед нами картина известного художника К. Савицкого, изображающая туристов разных национальностей, путешествующих в горах Оверни. На вершине снежной горы виднеется несколько отдельных групп туристов, из которых одни выбираются на гору, другие, отдыхают или заняты созерцанием окрестностей, третьи уже опускаются в долину.

Время действия: весна. Когда жгучие лучи вешнего солнца дают себя знать и начинают допекать обитателей долины, тогда последние охотно отправляются в горы. Там, среди мёртвой ещё природы, отдыхают путешественники от жары, томящей их внизу.

День весенний тих и зноен:

Духота царит в долинах;

Но прохладно на вершинах

Гор высоких, где так строен

Мрачных елей лес дремучий,

Где снега лежат слоями,

Спят растенья под снегами.

Где в ночи теснятся тучи!

Полог неба отливает

Лучезарной синевой;

Блещет солнце над горой…

Снег местами быстро тает –

Спуск в долину стал свободный…

Пробудился ключ нагорный –

И бежит струёй проворной

По ложбине прошлогодней!

Стоит обратить особенное внимание на переднюю группу туристов, во главе которых едет католический священник, важно восседающий на осле. Он углубился в чтение и закрылся от солнца большим белым зонтом. Очки его сползли на кончик носа. Рядом с ослом идёт проводник, направляющий животное и вооружённый прочной палкой с заострённым наконечником, без которого путешествие в горах становится крайне затруднительным. Палка с таким наконечником служит, как известно, для того, чтобы цепляться ею, при восхождении на гору, за разные предметы или водружать её в землю. При спуске же с горы, палка эта может задержать падение с высоты, слишком крутой, и, вообще, умерять шаги, облегчая обратный путь по наклону.

За священников вырисовывается шикарная парочка молодых людей: элегантный французик, вон-виван, одетый по последней моде, и молодая расфранченная девушка. Шапо-кляк французика франтовато надвинут на доб. (Сегодняшние туристы не носят "шапо-кляк", они имеют возможность заказать бейсболки с лого компании, которые более удобны во время путешествий в горах). Усики его расчёсаны и завиты безукоризненно. Поза его прелестна в своём роде. Молодая девушка, невеста его или возлюбленная, идёт сзади и с молчаливою улыбкой слушает болтовню словоохотливого сына Франции, обернувшегося к ней в полголовы и рассыпающегося в обычных банальных любезностях, приправляя их пошловатыми остротами, вычитанными из разных книжонок. Так как молодые люди заняты беседой, а красующийся впереди них священник погружён в чтение, то постороннему наблюдателю трудно определить: сопутствуют ли служителя алтаря молодые люди или, только случайно, тянутся за ним по тропинке, ведущей в долину. Тут же, рядом с описанными лицами, подымается на гору какая-то барыня, сидящая в передвижном кресле. Последняя двигается усилиями двух рабочих, исполняющих обязанности осла. Первый рабочий идёт впереди кресла, второй – впрягшись сзади, помогает первому.

На противоположной стороне тропинки, сидит и отдыхает пожилой селянин, с трудом взобравшийся на гору по образу пешего хождения. Лицо его выражает сильное утомление. Он задумался и неподвижно восседает на сырой земле, опустив глаза и не обращая внимания на окружающие прелести природы. Может быть, он уже привёз сюда на гору какую-нибудь барыню в кресле или служил проводником для туристов, путешествующих на ослах. Вот, на правом откосе горы, немного поодаль от вышеописанных туристов, поместились два путешественника, с виду немцы и с ними проводник. Они стоят и созерцают отдалённые горы, составляющие продолжение одного горного кряжа. Немцы любуются на расстилающуюся перед глазами их чудную даль, всю залитую солнцем, всю испещрённую множеством городков и селений. Утопающих в зелени фруктовых садов и бесчисленных виноградников. Проводник, указывая рукой на лежащую перед ними панораму, что-то объясняет путешественникам. Тот из последних, к которому, по преимуществу, обращается он, внимательно слушает его, сохраняя величавую позу. Другой немец, взяв бинокль свой в обе руки, весь отдался созерцанию картин природы. Он держит под мышкой сложенный зонтик.

А вот ещё две группы, поднимающиеся на гору. Одна из них состоит, вероятно, из англичан. В центре её мы видим молодую женщину, причёсанную по-английски и вооружённую большим мужским зонтом, тогда как француженка, конечно, предпочла бы зонтик более элегантный. Полевую руку англичанки находится солидный мужчина, в походном костюме и низких ботфортах; через плечо его перекинут ягдташ, который так любят носить англичане. На голове его красуется большая соломенная шляпа. В левой руке англичанина палка: а правой рукой он протягивает своей даме сорванные им растения. По правую руку англичанки двигается неуклюжая фигура хозяина осла – поселянина французской деревни. Замученный трудным подъёмом на гору, проводник снял шапку и развязал свой пояс, чтобы освежить горной прохладой вспотевшие голову и грудь. Последняя группа состоит из четырёх взрослых людней и двух детей. Это, вероятно, французы. Глава семейства сошёл с осла и идёт пешком без палки. Проводник ведёт животное. Одна из двух женщин едет на другом осле, распустив над собой красивый дамский зонтик с бахромой. Другая женщина идёт пешком и ведёт за руку мальчугана. Сзади женщины и мальчика карабкается по камням бойкая девочка, лет четырнадцати, вооружённая дорожной палкой. По всему заметно, что это местные жители, французы из окрестностей, для которых путешествие на гору, прогулки ради, дело обыкновенное и привычное.

В.М.

Из журнала «Всемирная Иллюстрация» №652-1881 год

Две картины на художественно-промышленной выставке в Москве

Бронников Ф.А. (1827-1902). "В приёмной богача".

Из журнала «Всемирная Иллюстрация» №717-1882 г.:

Две картины на художественно-промышленной выставке в Москве: 1) «Приёмная богача, картина проф. Бронникова и 2) «Умерщвление шута князя Осипа Гвоздева, картина Н. Неврева

Мы говорили уже в «Альбоме Выставки» о первой группе художественно-промышленной выставки, открытой в Москве, причём имели, конечно, в виду те отзывы, которые помещались у нас прежде, и потому и не находим нужным пускаться в какие-либо особенные подробности, давая в настоящее время два снимка с картин, выставленных в Москве. Один из них изображает «Приёмную богача», в которой двое художников дожидаются выхода известного покровителя искусств, в надежде сбыть ему свои произведения, а другая выхватывает одно из самых мрачных событий царствования Иоанна Грозного, а именно «Умерщвление шута князя Осипа Гвоздева в 1570 году».

«Когда в ужасах душегубства Россия цепенела», говорит Карамзин, «во дворце раздавался шум ликующих. Иоанн тешился со своими палачами и людьми весёлыми, которых присылали к нему из Новгорода и других областей вместе с медведями … Одною из главных утех его были также многочисленные шуты, коим надлежало смешить царя прежде и после убийств и которые иногда платили жизнью за острое слово.

Между ними славился князь Осип Гвоздев, имея знатный сан придворного. Однажды, недовольный какою-то шуткой, царь вылил на него миску горячих щей; бедный смехотворец вопил, хотел бежать. Иоанн ударил его ножом. Обливаясь кровью, Гвоздев упал без памяти. Немедленно призвали доктора Арнольда. – Исцели слугу моего верного, - сказал царь, - я поиграл с ним неосторожно. – «Так неосторожно, - отвечал Арнольд, - что разве Бог и твоё царское величество может воскресить умершего; в нём нет уже дыхания». Царь махнул рукой, назвал мёртвого шута псом и продолжал веселиться.

Вот в каких выражениях передаёт знаменитый историограф эту кровавую сцену, живо обрисовывающую характер Грозного. И так было тогда не в одной России. Жизнь человеческая ценилась в то время ни во что, и сильные мира не считали нужным руководствоваться правилами нравственности и религии, обязательными для прочих. Во Франции в ту эпоху царствовал Карл IX и Екатерина Медичи подготовляла Варфоломеевскую ночь; в Испании и Нидерландах свирепствовал Филипп II; Шотландия была театром убийств и преступлений; в Англии религиозные преследования Марии Тюдор сменились религиозными преследованиями Елизаветы; в Италии мелкие деспоты постоянно прибегали к кинжалу и яду – одним словом, куда ни обращался взор, он повсюду встречал господство произвола и фанатизма.

Посмотреть на Яндекс.Фотках
К сожалению, данная картина Н.В. Неврева не сохранилась, она пропала во время оккупации Киева во время войны

П.П. Чистяков (1832—1919) - «Великая княгиня Софья Витовтовна на свадьбе Василия II Тёмного»

Художник П.П. Чистяков (1832—1919). «Великая княгиня Софья Витовтовна на свадьбе Василия II Тёмного». Холст, малос. 147х201,5 см. Государственный Русский музей

Из книге «Русская историческая живопись» (Москва. 1962 г.) так описан эпизод, изображённый на картине:

Исторический эпизод 1433 г. – характерный для феодальных усобиц на Руси конца XV века (странно, почему написано «конца века», ведь 1433 г. Был ближе к началу). За Московский великокняжеский престол велась длительная и жестокая борьба между Московским великим князем Василием Васильевичем Тёмным и князем Юрием Дмитриевичем Галицким. На свадебном пиру Василия Тёмного его мать Софья Витовтовна срывает драгоценный пояс с сына князя Юрия Галицкого – Василия Косого и тем оскорбляет его и его брата Дмитрия Шемяку. Пояс этот принадлежал Дмитрию Донскому и был захвачен сыновьями Юрия Галицкого не по праву. Инцидент на свадьбе Василия Тёмного послужил поводом к новым военным столкновениям.

Однако в журнале «Всемирная Иллюстрация» №721 (1882 год) история, показанная на картине художника, описывается несколько по иному. Там не сказано, что Василий Косой владел этим поясом незаконно, возможно, вся эта история с поясом Дмитрия Донского была  придумана, чтобы скрыть обыкновенный факт грабежа:

София Витовтовна срывает пояс с Василия Косого.

к картине П.И. Чистякова [инициалы «П.И.», вероятно, приведены в журнале по ошибке, автором картины является Павел Петрович Чистяков (1831-1919)]

По кончине великого князя Василия Дмитриевича, хотя сыну его Василию было не более десяти лет от роду, однако мать его София Витовтовна, митрополит Фотий и приближённые бояре требовали, чтобы братья покойного признали его великим князем. Порядок престолонаследия не был в то время ещё упрочен, и потому князь Юрий Дмитриевич, как старший в роду, не соглашался уступить прав своих и грозил Василию войной. Войны, однако, не было: после разных переговоров обе стороны пришли к тому, что решились передать дело о великокняжеском престоле на суд хана. Несмотря на то, этот договор оставался без исполнения в течении нескольких лет. Только в 1431 году, когда возникли вновь раздоры, оба князя поехали в орду. Здесь хан постановил решение в пользу Василия, благодаря интригам и красноречию московского боярина Ивана Дмитриевича Всеволожского, защищавшего его интересы.

Эта услуга оказала такое влияние на юного великого князя, что он обещал своему защитнику жениться на его дочери, но мать Василия воспротивилась выполнению этого обязательства и обручила сына на княжне Марье Ярославовне, внуке сподвижника Донского Владимира Андреевича Храброго. Раздражённый боярин уехал в Галич к Юрию и стал подбивать его к войне.

«Между тем, - говорит Карамзин, - сыновья Юриевы: Василий Косой и Дмитрий Шемяка, дружески пируя в Москве на свадьбе великого князя, сделались ему неприятелями от странного случая, который на долгое время остался памятным для московитян. Князь Дмитрий Константинович Суздальский некогда подарил нареченному зятю своему Донскому золотой пояс с цепями, осыпанный драгоценными камнями. Тысяцкий Василий в 1367 году, во время свадьбы Донского, обменял этот пояс на другой, гораздо меньшей цены, и дал сыну Николаю, женатому на Марии, старшей дочери князя Суздальского. Переходя из рук в руки. Сей пояс достался Василию Юрьевичу Косому и был на нём в час свадебного великокняжеского пиршества. Наместник ростовский, Пётр Константинович, узнал оный и сказал о том матери Василия Софии, которая обрадовалась драгоценной находке и, забыв пристойность, торжественно сняла пояс с Юрьевича. Произошла ссора: Косой и Шемяка, пылая гневом, бежали из дворца, клялись отомстить за свою обиду и немедленно, исполняя приказание отца, уехали из Москвы в Галич».

Это оскорбление послужило поводом к ряду междоусобный войн, первая из которых кончилась разбитием и взятием в плен великого князя. Великокняжеский престол занял Юрий, а пленник получил в удел Коломну, где. Впрочем, княжил недолго, так как, успел собрать вокруг себя приверженцев, заставил дядю уступить ему Москву. Второй период междоусобий закончился ослеплением Василия Косого, а третий – ослеплением самого великого князя, который в 1446 году был нечаянно захвачен в Троицко-Сергиевской лавре воинами Шемяки.

Таковы были результаты этого снятия пояса. Художник весьма удачно изобразил этот момент. На лице Софьи Витовтовны видна только радость находки и удовольствие унизить ненавистных племянников, но она и не предвидит тех бедствий, которыми придётся поплатиться за эту вспышку; зато в искажённых от злобы и оскорбления чертах Косого и Шемяки можно прочитать, что обида эта не пройдёт без отмщения. 

Умерщвление Марата Шарлоттой Кордэ - Картина М. Веертца

Умерщвление Марата Шарлоттой Кордэ

Картина М. Веертца

Едва ли кто-либо подвергался большим порицаниям, как Марат многие историки, романисты и поэты представляют его кровожадным бессмысленным чудовищем, бешеным маньяком, жаждущим истребления; между тем, в действительности, он был вовсе не таков. Ложное суждение о нём произошло оттого, что «строгие ценители и судьи» были знакомы с его сочинениями из вторых рук и не принимали в соображение условий эпохи, при которых приходилось ему действовать.

Жан-Поль Марат родился в 1743 году, в Нефшателе; одарённый богато природой, он обладал чувствительным сердцем, пытливым умом и пылким воображением. Любознательность его была громадна, и он занимался как политическими, так и естественными науками. В 1762 году поступил он на службу доктором в один из полков французской гвардии, но оставался на службе недолго и, по выходе в отставку, отправился путешествовать; посетив несколько государств, он остановился в Англии, где прожил около 12-ти лет. В 1774 году он напечатал в Эдинбурге «The chains of slavery» («Цеп рабства»), - произведение, в котором он рассматривал в историческом и философском отношениях все средства, которыми народы удерживаются в невежестве и порабощении; на следующий год он издал книгу «О человеке», в которой нападал на философов, не соглашавшихся с Руссо, в том числе на Вольтера и Гельвеция. Вольтер отвечал: «L`empire de near est grand, regnez-y». Эти слова похоронили учёную репутацию Марата, тем более, что он сомневался в справедливости системы Ньютона, упрекал Лавуазье в присвоении открытий Кавендиша и не щадил ни Лапласа, ни Ласенеда. Понятно, что большинство учёных восстало против него и не обратило внимания на сделанные им открытия в области физики и химии, хотя опыты его по теории света высоко ценились Франклином. В 1780 году Марат написал сочинение «Sur la question de la reforme des lois criminelles» («Рассуждения о реформе уголовных законов»), где признаёт общество виновным в большей части тех преступлений, за которые оно так жестоко наказывает, и искренно жалеет о несчастных, обречённых с колыбели на бедствия. В 1789 году он является конституционалистом, говорит о возможности демократии при монархии и на равенство имуществ смотрит как на недостижимый идеал.

Между тем, революция шла своим путём: интриги партий и заговоры роялистов возмущали Марата. Знание людей, громадная начитанность и пламенный патриотизм делали его почти ясновидящим; проникнутый, подобно всем тогдашним деятелям, политическими теориями древности, он рекомендовал кровавые меры для общего блага, которое признавал в торжестве и счастье народа. Он любил его до безумия, но не льстил ему. «О, парижане, - восклицает он в одном из номеров «L`Ami du Peuple» - легкомысленные, слабые, малодушные! Любовь к новостям доводит вас до самозабвения, а страсть к великим подвигам у вас мгновенная вспышка … Уроки мудрости и благоразумные намерения не для вас … Легионы голодных писак извратили ваш вкус, и деяния. Вам нравятся только поступки, возмущающие сердце, и грубая брань – скоро вы будете глухи ко всему, кроме криков тревоги и измены».

Таков был человек, которого события выдвигали на одно из первых мест. Услуги, им оказанные делу республики, были огромны: он постоянно противился преобладанию военного элемента над гражданским и требовал подчинения генералов комиссарам республики, предчувствуя, что на её развалинах возникнет военный деспотизм; он старался воспитать народ в политическом отношении и отстаивал необходимость поголовного ополчения. Если подозрительность завлекала его иногда слишком далеко, то он имел на это основание, как потому, что он знал, что только подозрительный народ может сохранить свободу. Человек дела, а не фраз, он разгадал неспособность жирондистов стоять во главе республики, а стремления «совета двенадцати» внушали ему опасения и потому он поддержал монтаньяров. Жирондисты, большею частью, были арестованы; другие же спаслись в департаменты и возбудили междоусобную войну.

Некоторые из этих жирондистов, и в том числе Барбару, выбрали убежищем город Кан, в Нормандии. Прибытие их взволновало население, потому что они представили события в Париже в превратном виде. Рассказы их произвели особенно сильно впечатление на дочь одного дворянина, Марию-Анну-Шарлотту де Кордэ д`Армон.

Эта девушка была дочь одного бедного дворянина, который кроме неё имел ещё двух сыновей и двух дочерей; родилась в 1768 году и образование получила в местном монастыре, основанном Матильдой, женой Вильгельма Завоевателя. По окончанию образования, Шарлотта поселилась у одной из своих родственниц , живших в Кане, и усердно занималась чтением. Любимыми её авторами были Жан-Жак Руссо и Рейналь. Проникнувшись их любовью к республике и не понимая надлежащим образом ни значения жирондистов, ни значения монтаньяров, она решилась умертвить Марата, которого считала главным виновником всех зол.

С этой целью она отправилась в Париж, написав отцу, что удаляется в Англию. Ужасаясь междоусобной войны. По прибытии в столицу, она через день, 13-го июля, отправила на его имя письмо. В котором просила принять её вечером. Уверяя. Что она привезла важные известия из Кана. В семь часов вечера она явилась, но привратница Катерина Эврар, женщина, любившая Марата, отказалась допустить её. К сожалению, Марат, бравший в это время ванну. Услышал разговор между ними, приказал принять Шарлотту. Когда она вошла в комнату, редактор «Друга Народа» сидел в ванне и писал. Через минуту раздался пронзительный крик. Катерина Эврар вбежала и увидела Марата, лежавшего в ванне без чувств со смертельной раной в груди, а Шарлотту стоящею около трупа жертвы. Вслед за нею вошёл в комнату комиссионер Ларан Басс и запер дверь, чтобы не допустить убийцу скрыться.

На суде Шарлотта не упала духом: ответы её были горды; она показала, что хотела убить Марата в конвенте, надеясь, что народ растерзает её и что, таким образом, родные не узнают об её участи; между тем, при обыске нашли у неё воззвание к французам и метрическое свидетельство, что даёт повод заподозрить её показание, тем более, что она говорила, что лгать перед тиранами позволительно. Видя, что эшафота не избегнуть, смелая девушка надеялась, по крайней мере, удовлетворить своё славолюбие. В эпоху террора бестрепетно шли на эшафот, и Шарлотта Кордэ вовсе не представляет какого-либо редкого исключения.

Что касается цели убийства, то оно не только не дало тех результатов, на которые рассчитывала убийца, но ещё послужило главной причиной гибели жирондистов и повело к увеличению числа казней. Первоначально доклад Сен-Жюста о жирондистах был составлен в умеренных выражениях и не требовал их смерти, но умерщвление Марата заставило его быть беспощадным. Вместе с тем, страсти народа были возбуждены, и партия, требовавшая жертв и крови, получила перевес, а бюст редактора «Друга Народа» был поставлен в Пантеоне и сделался предметом оваций. Почести эти становятся понятны, если просмотреть внимательно журнал Марата: страницы его испещрены выражениями благодарности и обличениями; к нему обращаются все. Кто чего-либо ищет или добивается правосудия, и он громит врагов народа, не стесняясь никакими личными соображениями. «Враги мои, - говорит он, - утверждают, что перо моё продано, но кому? Скажите пожалуйста. Не национальному ли собранию, которое я столько раз порицал за пагубные декреты? Не короне ли, на которую я всегда нападал за её хищничество и чрезмерные прерогативы? Не министерству ли, членов которого я называл злодеями отечества7 Не принцам ли, расходы которых я требовал ограничить? Не духовенству ли, на притязания и безнравственность которого я восставал? Не дворянству ли, которого коварные замыслы я раскрыл? Не капиталистам ли, грабителям, лихоимцам и государственным пиявкам, у которых я требовал отчёта? Не городскому ли совету, тайные цели которого я обнаружил? Не продал ли я себя национальной гвардии, которую я порицаю за её глупую доверчивость к подозрительным начальникам? За что же я нажил себе такую массу смертельных врагов? За народ, за бедный народ. Истощённый бедностью, всегда притесняемый и презираемый, который не даёт ни мест, ни пенсий». В этих словах заключается разгадка влияния Марата. Никто лучше не умел поднимать народные бури и успокаивать их. Пылкость воображения и страстный патриотизм заставляли его впадать в крайности и требовать жестоких мер; но он желал, чтобы период этот был как можно короче, и рядом со страницами, полными воззваний к мести. Встречаются другие, исполненные нежности и глубокой любви к страждущему человечеству. Вообще. Судить о Марате по отрывочным фразам невозможно, а надо брать целиком его политическую и литературную деятельность, и тогда истинное значение его определится верно.

Рисунок наш изображает тот момент, когда в комнату врывается национальная гвардия, чтобы арестовать Шарлотту Кордэ. Художник в этом несколько отступил от действительности, но зато он верно схватил впечатление минуты. На лице Катерины Эврар выражается глубокое горе и жажда мщение; отчаяние, грусть и ярость изображены на лицах национальных гвардейцев, потерявших своего идола, а сама Шарлотта бестрепетно стоит, ожидая решения своей участи.

Журнал «Всемирная Иллюстрация» №№627-628 (1881 г.)

Монастырская жизнь на картинах Эдуарда Грюцнера

Посмотреть на Яндекс.Фотках

Эдуард Грютцнер (1846-1925). Старший монах по дегустации вин

Эдуард Грюцнер (1846-1925) Хорошее заполнение!

Посмотреть на Яндекс.Фотках

 

Монах в белом

Эдуард Грюцнер Монах-бенедиктинец с вином после завтрака

Колдунья («С нечистым знается») -Картина К. Савицкого

"С нечистым знается". Государственная Третьяковская галерея

Колдунья. («С нечистым знается».)

(Картина К. Савицкого)

Вы знаете множество художественных сюжетов, где художники изображали колдунью, где они старались передать то фантастическое представление, которое неразлучно связано с именем колдуньи по народным легендам и суевериям; но нигде, сколько мы помним, образ колдуньи не выражался не чем иным, как злостным выражением старушечьего лица, распатланными волосами и затем известными атрибутами колдовства. Нет сомнения, что с именем колдуньи неразрывно связано понятие о злом духе; трудно также себе представить колдунью без атрибутов её колдовства; но реальное, а вместе с тем и художественное изображение колдуньи требует не одного злого лица, с распатланными волосами, не одних злых глаз и помела. Колдунья или, как называются они иначе, ведьмы получили своё название от того, что они «ведуньи», то есть знающие, сведующие. Поэтому, в сущности, они ничто более, как знахарки. Ведьмами в старину называли деревенских бабок-повитух, знакомых с различными приёмами в других болезнях, сведениям о которых особенно нужны при их специальности. Если такие женщины в старину получили название знахарок или ведьм, то есть ведуний, сведующих, то, конечно, не в бранном или презираемом смысле, если же это слово со временем получило дурное значение, то, вероятно, в силу не вполне удачных деяний при их лекарской практике. Они лечили, как и до сих пор лечат в деревнях, - разными травами; а народ сложил вследствие этого легенду, что травы эти собираются ведьмами, по преимуществу, в ночь на Ивана Купала. Травы эти, - папоротник, белоголовник, шалфей, плачун, дурман, адамова голова, иван-да-марья, чертополох, подорожник, полынь и другие, - в руках обыкновенных людей не имеют такой силы, как в руках ведьм. Которые приготовляют из них разные настои и мази. Таким образом с именем колдунь связывается в народном представлении не одна простая злоба, но и мудрость, т.е. знание, ведание. Тип, вследствие этого, ведьмы далеко не так прост, каким его изображали многие из художников; и г. Савицкий, если не представил этот тип в таком богатом и драматическом сюжете, в каком мы видели колдуна в талантливой картине Максимова «Приход колдуна на свадьбу», то, всё-таки. Колдунья г. Савицкого – это тип вполне цельный. Не утрированный, а также не шаблонный. В нём много жизни, правды и того художественного чутья. Которое подсказало художнику известные границы в олицетворении народной фантазии и реальной действительности. В глазах и лице колдуньи Савицкого много сысли; в этом лице не столько выражена злоба. Сколько страдание, немощность. Какое-то усилие, какая-то болезненная дума; лицо это всё в напряжении, всё сосредоточено на чём-то непосильном для мозга, на чём-то таком, что делает лицо отчасти безумным, страдающим; но ни как не злым и не тупым, не безрассудным … Все атрибуты, которыми окружила народная фантазия образ колдуньи, - они также уместны при такого рода задаче и нисколько не мешают реальности самого изображения. И кот, ласкающийся у ног старухи, и сорока, сидящая сзади на спинке стула, - всё это почти в порядке вещей. А травы. Банки. Котелок для варки трав и другие аксессуары – о них нечего и говорить, - они весьма правдиво целиком передают обстановку старухи. Слывущей в народе под именем колдуньи. Написана картина немного сухо и несколько грубо, но, тем не менее, и в самом письме, особенно в лице старухи, так много натуры и так серьёзно всё трактовано, что достоинства талантливой кисти Савицкого сказались в каждом мазке. Картина эта, как и было уже во «Всемирной Иллюстрации» заявлено, была выставлена на последней, то есть седьмой, передвижной выставке ив настоящее время, вместе с другими картинами членов «товарищества передвижной выставки», совершает обычный путь по России.

Из журнала «Всемирная иллюстрация» №569 – 1879 год

Перекличка жирондистов 30-го октября 1793 года (картина М.Ф.Фламэнга)

«Жирондисты перед казнью» на Яндекс.Фотках


 Из журнала «Всемирная иллюстрация» №513 -1879 г.

Перекличка жирондистов 30-го октября 1793 года

(картина М.Ф.Фламэнга)

Перед читателем картина молодого весьма талантливого французского художника М.Ф. Фламэнга. Который в настоящем году на выставке в Салоне удостоился премии. Картина изображает одну из тех страшных исторических драм, которые происходили в бурную эпоху французской революции и описанию которой посвещены труды лучших французских историков: Тьера, ламартина и других. Мы напоминаем читателю вкраце историю собственно жирондистов, именем которых называлась во время французской революции особая партия политических идеалистов, смотревших на конституционное королевство, как на необходимый переход к идеальной республике. Партия эта получила своё название от департамента Жиронды, депутаты которого в законодательном собрании: Верньо, гюаде, Жансонне, Гранжнев и Дюко, положили началао этой партии. Они старались ослабить королевскую власть и не поддерживали её даже тогда, когда было составлено министерство из их партии; следствием распущения их министерства было воззвание 20-го июня 1792 года. Жирондисты принимали участие в событиях 10-го августа и через это завладели кормилом правления. На дележе якобинцы были сильнее их; народ мало сочувствовал жирондистам. Жирондисты не посмели явно отстаивать жизнь короля и даже соглашались на смертный приговор, надеясь спасти жизнь его посредством appel an peuple. Во время борьбы с якобинцами, последние вооружили против жирондистов народ, и 31-го октября 1793 г. Жирондисты пали под гильотиной. Их было всего 21; в том числе Бриссо, Верньо, Жпансонне, Фонфред, Дюко, Валазе, Ласурс, Фоше, Бове, Дюшатель, Менвьелль, Лаказ, Буало, Легарди, Антибуль и Виже. Семдесят три депутата, протестовавших против ареста жирондистов, были также заключены под стражу, но их не посмели предать казни. Во время судебных прений, знаменитые подсудимые выказывали постоянное спокойное мужество. Верньо, как говорят историки, не надолго возвысил свой красноречивый голос, но совершенно напрасно. Услышав смертный приговор, Валазе поразил себя кинжалом, а Ласурс сказал судьям: «Я умираю в такую минуту, когда народ потерялд руссудок; вы умрёте, когда он опомнится». Осуждённые жирондисты шли на казнь со всем стоицизмом того времени. Они пели «Марсельезу», применяя её к своему положению:

Allons, enfants de la patrie,
Le jour de gloire est arrive;
Contre bons Je la tyrennie
Le conteau sanglant est leve …

Других вождей партий жирондистов почти всех постигла печальная участь. Салль, Гюфде. Барбару были схвачены в пещерах святого Эмилиана, бюлиз Бордо, и погибли на эшафоте. Петион и Бюзо, после непродолжительного скитальчества, наложили на себя руку; их нашли мёртвыми в поле и наполовину съеденными волками. Рабо-Сент-Этбенн был продан старинным своим другом; госпожа Ролан была осуждена на смерть и выказала при этом мужество древней римлянки. Её муж, услышав об её смерти, вышел из своего убежища, и убил себя на большой дороге. Кондорсе. Вскоре после 2-го июля лишённый покровительства законов, был схвачен в то время, когда спасался от своих палачей, и отравился, чтобы избегнуть казни. Луве, Кервелеган, Лажюине, Генрих Ларивьер, Лесаж Ларевьер-Лепо были единственными, выждавшими в безопасных убежищах окончания этой эпохи ужаса и крови.

Весьма естественно, что эта драматическая эпоха вдохновляла многих художников. В том числе и Флэмэнга, который взял сюжетом для картины тот именномомент, когда в темнице жирондистов делается перекличка, и конвой солдат с ружьями, готорвый сопровождать их на казнь, стоит у выхода. На первом плане, как мы видим, художник написал на носилках несчастного Валазе, который, как нам известно, поразил сам себя кинжалом; далее, за столом, лицом к лицу с солдатами – все те лица, которые сделались теперь легендарными, и которых художник изобразил: одних спокойными и безропотными, других – исполненными негодования и отвращения, иных же – ораторствующими и, наконец, таких, которые стоят уже в ряду и, окружённые солдатами, составляют начало страшной процессии на казнь. Г. Фламэнг, не смотря на множество лиц, весьма характерно обрисовал всю сцену. Весьма жизненно и живо передал писхическое состояние двух противоположных групп и, как нельзя более уместно, занял первый план трупом Валазе. Французские газеты сообщают, что ведомство изящных искусств, воспользовавшись случаем получения премии назначенной салоном молодому художнику М. Фламэнгу, сдулало важное преобразование в условиях, сопровождающих получение премии. Вместо того, чтобы пробыть художнику пансионером три года в Италии, как это было прежде, г. Фламэнг должен будет посетить поочерёдно Италию, Испанию, Фландрию и из каждой страны обязан прислать каую-либо историческую картину на сюжеты, взятые из истории этих стран. На г. Фламэнга все парижские ценители искусств смотрят, как на молодого художника, обладающего громадным талантом и подающего большие надежды.

ТЕРЕМ ЦАРЕВЕН (картина академика барона М.П. Клодта.)

Клодт М.П. Терем царевен. Холст масло

Из журнала «Всемирная иллюстрация» № 552 (1879 г.)

ТЕРЕМ ЦАРЕВЕН

(картина академика барона М.П. Клодта.)

Благочестие древней Руси. Скованное правилами и ученьем «Домостроя». Уподобляло домашнюю жизнь монастырской. Такая жизнь всей своей тяжестью лежала. По преимуществу. На малолетних или неразумных, которых надо было поучать смирению и благочестию. К числу этих неразумных относились и взрослые девушки. Для них-то, как для неразумных. Старая Русь и устроила особое в доме жильё, называвшееся теремом. Жизнь в теремах во всей своей силе была в XVI и XVII столетиях. Народная песня рисует эту жизнь в следующих словах:

Сидит она (девица) за тридневятью замками,
Да сидит она за тридевятью ключами,
Чтобы и ветер не завыл, да и солнце не запекло,
Да и добры молодцы чтобы не завидовали …
Сидит Афроситья в высоком терему
За тридевятью замками булатными;
А и буйные ветры не виннуть на неё,
А красное солнце не печёт лицо…
Дочь прекрасная Опракса королевича,
Сидит она во тереме в златом верху;
На неё красное солнышко не оппечёт,
Буйные ветрушки не оввеют,
Многие люди не обгалятся … (глазеть волочиться).

Понятно, что жизнь за тридевятью замками была не весёлая. И девушки разнообразили её шитьём. Вышиванием, сказками, да песнями… Но при скучной и иноческой жизни теремной устав требовал и чтения, как душевного подвига. Кроме поучений, в теремах царевен читали и жития св. жён. Чтение то и заставляло задумываться над жизнью. И заставило рассуждать царевну Сафию и её сестёр о том, как живали и что делывали кагда-то в Царьграде тамошние цари и царицы. Отсюда, да от добрых книжных людей, как Сильвестр Медведев и Симеон Полоцкий царевна София поучилась усу-разуму и первая растворила двери терема. Впервые на погребении царя Фёдора явился за гробом и терем в лице царевны Софии, но этого мало, при царевне Софии терем стал играть значительную политическую роль; он вышел даже в Грановитую палату спорить с раскольниками в вере, поднял смуты стрельцов и уже при Петре Великом терем потерял всякое значение, а затем и уничтожился.

Картину М.П. Клодта «Терем царевен» можно назвать одним из самых удачных произведений этого художника. Она прелестно скомпонована, исторически верно и характерно передаёт нам обстановку терема; его роскошное убранство, а вместе с тем и то спокойствие. Какое с одной стороны обнаруживается в постнических смиренных фигурах сидящих по углам, и то благоговейное веселье, какое мы замечаем на лицах сенных девушек, поющих перед царевной.. Старина и дух терема прочувствованы в картине художником тонко и умно.