Ганс Макарт (1840-1884) - «Въезд Карла V в Антверпен»

Ганс Макарт (1840-1884). «Въезд Карла V в Антверпен»

Об этой картине из журнала «Всемирная иллюстрация» №516 за 1878 год:

Въезд Карла V в Антверпен

Картина Г. Макарта

Сюжет колоссальной картины Макарта - «Въезд Карла V в Антверпен», за которую этот немецкий художник получил медаль на парижской выставке, заимствован из писем Дюрера, в которых подробно описывается церемония въезда, причём, по словам Дюрера, лошадь короля вели под узцы красивейшие из антверпенских женщин и девушек, совершенно нагие.

Зная характер Карла V и страсть этого государя к театральной обстановке, легко поверить рассказу Дюрера, вообще заслуживающего доверия. Участвовавшие в процессии нагие женщины принадлежали к семействам именитейших граждан Антверпена, и в этом обстоятельстве заключается главная трудность задачи художника. Что должны были чувствовать эти женщины, какое выражение следовало дать их лицам на картине? Макарт разрешил эту задачу как нельзя лучше, и женские фигуры на первом плане картины вышли именно такими, каковы они должны были быть в действительности: в их физиономиях нет лишней стыдливости, ни особенной развязности. Утверждают, что это портреты первоклассных венских красавиц. Ни одна из картин, выставленных в художественном отделе выставки, не произвела такого шума, как эта к4артина Макарта, и. между тем, как одна часть публики находила её верхом совершенства, другая отрицала в ней всякие достоинства. Как бы то ни было, но в несколько дней около этой картины перебывало 34,088 человек, доставивших художнику чистой прибыли сбора больше 9,000 рублей серебром (по существующему курсу). Всю эту сумму Макарт пожертвовал в пользу Венского художественного общества, которое, со своей стороны, поднесло ему почётный подарок.

ЖИВОПИСЕЦ ЯРОСЛАВ ЧЕРМАК

В №501 за 1878 год журнала «Всемирная иллюстрация» был помещён следующий некролог:
ЖИВОПИСЕЦ ЯРОСЛАВ ЧЕРМАК

11-го (23-го) апреля этого года скончался в Париже известный живописец, чех Ярослав Чермак, в котором чешский народ лишился не только даровитого национального художника, но и одного из самых горячих патриотов и ревнителей славянского духа. Чермак родился в Праге, в 1831 году, и получил прекрасное первоначальное воспитание под руководством своей матери, женщины, пользовавшейся общим уважением всего образованного чешского общества. Дом госпожи Чермак был в то время центром художников, литераторов и учёных из чехов, в том числе известного историка изящных искусств, Спрингера, имевшего большое влияние на молодого Чермака, которого он одно время был учителем. Восемнадцати лет, Чермак предпринял вместе с о своею матерью, путешествие по Германии, посетил Мюнхен, затем Дюссельдорф, где познакомился с Каульбарсом, Корнелиусом и Лессином, и вскоре поступил учеником в антверпенскую академию художеств, директором которой был тогда Меппен. Здесь молодой Чермак с жаром принялся за работу и получил первую премию за живопись, после чего отправился в Брюссель и сделался единственным учеником Галле, что возбудило большое внимание в художественном мире. Результатом этих работ явилась прекрасная большая картина: «Словаки переселенцы», которая обратила на молодого художника общее внимание и так понравилась бельгийскому королю, что он приобрёл её для своей собственной галереи. Через четыре года после этого, Чермак оставил Брюссель и перебрался в Париж, который и выбрал себе постоянным местопребыванием.

Париж не произвёл на художника никакого влияния, и он до конца своей жизни оставался чехом и славянином прежде всего. Предметы для своих картин Чермак избирал только из жизни и истории чехов и южных славян и исключение составляют всего две-три картины с академическими сюжетами, например: «Марий на развалинах Кароагена», или «Нормандские рыбаки, читающие библию». Сознавая, что истинно-великим творцом художник может быть только в том, что он может не только сознавать, но и чувствовать, он не уклонялся с избранного пути, внимательно следил за ходом событий в славянском мире и передавал на полотне наиболее замечательные моменты из прошлой и современной истории чехов и славян. В 1862 году Чермак окончил картину, задуманную им после поездки в Черногорию, изображавшую «Похищение герцеговинки баши-бузуками». Картина эта, перебывавшая почти во всех больших городах Германии, Бельгии и Франции, считается первым, по времени, капитальным трудом Чермака. В «Похищении герцеговники баши-бузуками» каждая отдельная фигура вполне отработана, каждая представляет тип, совершенно законченный, плод серьёзного изучения. Особенность как этой, так и других, в том роде, произведений Чермака составляет отсутствие театральности в постановке, чего, при подобных сюжетах, не легко бывает избежать. Благодаря этому качеству и мастерскому исполнению, картина «Похищение герцеговинки» производила сильное впечатление на публику везде, где ни выставлялась, и положила начало славе художника. Король бельгийский, большой поклонник таланта чешского живописца, пожаловал ему за эту картину кавалерский крест бельгийского ордена. В 1865 году, Чермак получил на художественной выставке в Руане большую медаль, ценою в 1,500 франков. Вслед затем, появился целый ряд произведений Чермака, быстро разошедшихся в фотографических снимках и копиях по всей Европе. Наиболее замечательные из этих картин: «Сцены из тридцатилетней войны», «Уличные рабочие», «Девушки в церкви», «Чешский король получает известие о проигранном сражении у Белой», «Старое еврейское кладбище в Праге», «Раненный черногорец», «Наумбургская детская процессия в лагерь гусситов», «Черногорские пленницы» и др. «Раненный черногорец» и «Наумбургская детская процессия» приобретены для венской художественной галереи… Художественная критика отнеслась чрезвычайно сочувственно к работам Чермака, - особенно французская печать, ставившая чешского живописца наравне со своими звёздами первой величины, что со стороны французов чрезвычайная редкость. В последнее время, Чермак был занят исполнением заказа для парижского общества любителей изящных искусств. Поручившего ему написать большую картину из последней «русско-турецкой войны». Снимок с одной из лучших картин Чермака: «Симон Ломницкий, просящий милостыню на Пражском мосту», помещён в этом номере «Всемирных иллюстраций».

Чермак заболел ещё в феврале месяце, но затем поправился и принялся за работу, несмотря на то, что силы его ещё далеко не восстановились. Скоро он опять простудился, стал харкать кровью и, 23 апреля, скончался от паралича сердца. На похороны собрались художники, писатели журналисты, приехавшие на выставку в Париж, члены австро-венгерского благотворительного общества, члены чешской колонии в Париже и большая толпа народа. На гроб были положены, от имени «Пражской художественной беседы», два венка с лентами чешских цветов, а парижские художники украсили гроб своего товарища большим лавровым венком, с белыми бантами. У гроба говорили речи: граф Кудштейн, член австро-венгерского благотворительного общества, г. Розенберг и чешский драматический писатель, Эмануэль Боздвех. Тело Чермака погребено на кладбище: «Pere Lachaise».

«Симон Ломницкий, просящий милостыню на Пражском мосту»

«ПОЛИТИКИ ПОСЛЕ ЗАВТРАКА» - Картина профессора В.И. Якоби

Посмотреть на Яндекс.Фотках

«ПОЛИТИКИ ПОСЛЕ ЗАВТРАКА»

Картина профессора В.И. Якоби

Остроумный композитор вводит зрителя в интимный кружок патрона и клиента, не из простых, обыкновенных служак, но из представителей замкнутой касты римско-католического духовества, судя по костюму их.

Название «Политики», по нашему мнению, тут острота автора картины. Епископ после завтрака представлен им в положении не только невозможности уделять время политическим соображениям и толкам, но и, просто-на-просто, - слышать что-либо. Его уже усыпил усердный чтец-клиент, не замечающий, что творит патрон, сам всё читая и читая, - теперь в собственное назидание уже или в удовлетворение личной любознательности, желая знать, что совершается в мире, где наступили тяжёлые времена для святейшего отца и его подданных. Лицо чтеца молодо, но далеко не приятно и не располагает к себе. Не польстил художник этому представителю класса трутней на трудной службе уловления души, действующего всем, чем удастся. Внимания у чтеца больше, даже, чем требуется для понимания газетных переливаний из пустого в порожнее, хотя бы в применении к политике. Невольно приходит на мысль, при взгляде на лицо чтеца, что он приучен к подозрению во всём особого смысла; к так называемому чтению между строк. Это способность изощрена не без цели и находит себе посильное применение не без практической пользы где следует. Патрон уже устойчиво восседает на своём месте и перешёл за предел бурного стремления к желаемой, чаще всего ускользающей, цели. Видный пост при удовлетворении потребностей жизни, для человека, склонного вкушать сладкий покой, является берегом, с которого не манят на новую борьбу житейского мора. Они могут злиться, как им угодно, но стоического спокойствия и не возмущаемого довольства им не удастся нарушить в душе старца. Он, положим, не враг и приманок, увлекающих юность, только наслаждение всем с умеренностью даёт больше цены земным благам и утехам, хотя роль пастыря и не давала бы права привязываться к утехам. Ни в чём себе не отказывая.

Из журнала «Всемирная иллюстрация» №441 за 1877 год
 

«Харчевня» и «Картинная лавочка». Картины В.М. Васнецова, бывшие на пятой передвижной выставке

Виктор Михайлович Васнецов. «В харчевне». Исполнено в 1874 году. Холст, масло. 84х36 см. Харьковский государственный музей изобразительного искусства

«Харчевня» и «Картинная лавочка».

Картины В.М. Васнецова, бывшие на пятой передвижной выставке.

Недавно ещё – меньше трёх десятилетий, царствовавший в русском искусстве эклектизм считал чуть ли не грехом, и во всяком случае нелегко прощаемою ошибкой, картины из народной жизни низших слоёв общества. Здесь нельзя – думали тогда и передовые люди – без подлинного быта, с её угловатостями, разумеется, но, тем не менее, и с полнотой жизни, которая или стирается совсем прилепами и прикрасами, или поучает пошловатую скуку, и в то время, без сомнения, чувствуемую, но, при разности взгляда на вещи, относимую на счёт сюжета такого рода. Что подобный узкий взгляд не выдерживает никакой критики – как и большинство метафизических положений болезненного эклектизма – лучшим доказательством служат картинки такого таланта, как Васнецов. Правда у него не жертвуется в угодность химерическому выводу, напротив, в себе самой почерпая свидетельства лжи заведомых поправок мнимо-хорошего тона. Между тем, строго следую идее беспритязательной правды, к самому обыденному явлению художник успевает не только привлечь, но, смело можно сказать, - приковать в своём произведении глаза зрителей, не играя яркими красками и не смывая грязи там, где она есть в натуре, как непременная спутница известной обстановки.

Нам скажут – Васнецов привлекает богатством типов, которые своим разнообразием уничтожают впечатление грубости, как всякая сила, способная поразить на первый взгляд, а долго такую картину, как «харчевня», никто и не рассматривает. Находят в ней мастерское расположение света, картинные пятна, но ради них не пускаются уже в более утончённый анализ человеческих ощущений; может быть, вызвавший бы и резкое осуждение, если начать разбирать физиономии и страсти на них, доступные и сермяге, и составляющие подлинную цель стремлений истинного художника. Соглашаясь. Частью, что в сцене «харчевня» картинность группировки, пожалуй, преобладает над типическою силой ощущений, - в минуту такого отдыха, как «чаепитие», может быть, и не имеющиз возможности резко определяться, даже при захвате врасплох со схваткой на выдержку; - но мы уже придём к противному заключению, рассматривая «картинную лавочку». Здесь все восемь фигур типичны, естественны, не утрированы и, вместе с тем, составляют занимательный ансамбль, трудно вырываемый из памяти. Естественность доведена чуть не до оптического обмана, но не заделкой, не окончательностью выписки, наводящей скуку, а мастерской свободой исполнения, уничтожающею самую идею о возможности подменить утрировку. Тогда как трое детей, две женщины, покупщик-мужичок, деревенский батюшка и кулак-торговец – схвачены и переданы в момент проявления ими задушевных стремлений и особенностей. Каждому из субъектов присущи: индивидуальный характер, правила. Убеждения, наклонности и антипатии. И всё это – в момент случайной встречи перед лавочкой, хозяин которой искусно разместил свой товар, интересующий, в разной степени, представленных субъектов! – Вот где и на чём выказал художник своё богатство мыслительное, творческое и поэтическое ясновидение, не многим доступное.

Из журнала «Всемирная иллюстрация» №417 от 1 января 1877 года

Виктор Михайлович Васнецов. «Картинная лавочка». 1876 Холст, масло. 84х66,3см

«Князь Роман Галицкий», картина Н.В. Неврева

Николай Васильевич Неврев -  Роман Галицкий принимает послов папы Иннокентия III. Исполнено в 1875 году.  Холст, масло. 136x178,5 см.  Национальный художественный музей Республики Беларусь, Минск

«Князь Роман Галицкий», картина Н.В. Неврева.

«Князь Роман Галицкий», г. Неврева – появился впервые на постоянной выставке московского общества любителей художеств, в начале минувшей зимы, и тогда же картина эта была замечена критикой. Отзывы о ней были самые лестные, причём в заслугу художнику, главным образом, ставился «поворот» его кисти к историческому жанру….

Здесь. Прежде. Нежели говорить о «Романе Галицком», мы позволим себе сказать несколько слов об историческом жанре в современной русской школе вообще, говоря точнее – о том уклонении от особенностей исторического жанра, которое несомненно замечается в последних работах исторических живописцев.

Едва ли нужно доказывать, что первое условие для картины исторической – в строгом смысле этого слова, - есть воспроизведение исторического, летописного факта. Который находился бы вне всякого сомнения. Между тем, художники в большинстве случаев берут только исторические лица и уже по собственному произволу заставляют их принимать красивые позы, разыгрывать, может быть, и очень выгодные для живописца, но совершенно лишённые исторической достоверности сцены. Происходит это, главным образом, от того, что художники слепо верят рассказам романистов, принимая вымысел за истину. В самом деле, могут ли быть названы в этом смысле строго-историческими жанрами «Царевна Ксения» - г. Грибкова, обе «Василисы Мелентьевы» - гг. Седова и Неврева, и т.п. картины, в которых нет факта, а есть только исторические лица.

«Роман Галицкий» составляет из общего правила исключение весьма утешительное: здесь видимо кисть художника шла параллельно перу летописца. Папа Иннокентий III домогался утвердить своё влияние на русскую церковь при Романе Галицком. Желая исторгнуть у князя согласие на принятие католицизма, Иннокентий, уподобляя власть духовную солнцу, а мирскую – луне, ставил себя ниже одного Бога и гораздо выше царей; он пользовался громадной властью и, отлучив Филиппа Августа от церкви, восстал против Альбигойцев, свергнул английского короля и вообще являлся всегда мужественным и настойчивым … Но в переговорах с Романом Галицким потерпел fiasco: здесь, как говорится, «нашла кома на камень»! Папа отправил к нему кардинала, который доказывал превосходство римской церкви. А Роман, в свою очередь, убеждал самого кардинала отстать от папской ереси …

Картина г. Неврева существует в двух редакциях, из которых мы воспроизводим первейшую. Сравнивая оба эскиза – тот, который находится на московской выставке и другой, копию с которого мы здесь помещаем, нельзя, кажется, не отдать предпочтения последнему. В самом деле, в позднейшей редакции, художник придал фигуре Романа уже через чур вызывающий оттенок, совершенно несвойственный характеру хитрого и умного князя. Напротив, в первоначальной редакции, фигура его дышит каким-то горделивым спокойствием: глаза смотрят в даль и рыцарский меч его победоносно блестит над ступенями трона. Папский посол, замер в театральной позе декламатора, его босоногая свита оторопела от неожиданного вопроса, сделанного князем Червонной Руси:

- Такой ли у папы? Доколе ношу его при бедре, не имею нужды в ином, и кровию покупаю города, следуя примеру наших дедов, возвеличивших землю русскую!...

Разница замечается и в подробностях. Так тёмный фон княжеской палаты, г. Неврев впоследствии осветил двумя окнами, прибавил две-три фигуры и вообще придал действующим лицам более драматизмы, в ущерб простоте общей компановки. За то. Нельзя не признать счастливою замену иконы с лампадой, над самым изголовьем трона, княжеским стягом и знамёнами, более гармонирующими с характером всей сцены. Переходя затем к отдельным фигурам и снова сравнивая обе «редакции» картины г. Неврева. В позднейшей замечаешь более лиц, хотя в первом эскизе фигуры как-то естественнее, группировка их свободнее, проще. Лица папских послов типичны, даже черезчур типичны, так что в смысле новизны экспрессии, они, они недостаточно рельефируют картину. Фигура же самого Романа, как мы заметили и выше, в том эскизе, копию с которого мы прилагаем, положительно лучше. Нежели в позднейшей редакции. Зачем художник так вычурно изогнул её? При таком положении головы, Галицкому князю, положительно, не должна быть видна фигура нунция, а только складка собственной же мантии, обрамляющей правое плечо … В техническом отношении, картина Н.В. Неврева может служить образцом законченности и тщательной выписки.

Е.Ж.

Журнал «Всемирная иллюстрация» № 387 от 28 мая 1876 года
Посмотреть на Яндекс.Фотках

К сожалению, найти цветную репродукцию первого варианта картины не удалось.  

Н.В. Неврев (1830-1904) - «Выигрышный билет»

Н.В. Неврев (1830-1904). «Выигрышный билет» (Большой выигрыш). Исполнено в 1874 году. Холст, масло. 75х95 см. Пермский художественный музей

Наши частные музеи и кабинеты. Коллекция Н.С. Мазурина в Москве.

«Выигрышный билет», картина Н.В. Неврева.

Представляемый нами рисунок изображает молодого человека, значительный куш в лотерею. Он спешит поделиться своим счастьем с близким ему семейством, с которым ищет, может быть, породниться. Рабостно вбегает он в пальто в комнату и, не снимая фуражки, потрясает выигравшим билетом, восклицая: «Ура, двадцать пять тысяч»!

Фигура молодого человнека очень хороша: на лице его разлиты рабость и какое-то горделивое сознания, что на его долю выпало счастье быть героем нынешнего дня. Рельеф головы его прекрасно оттенён поверхностью лоснящейся изразцовой печи. Напротив, на наш взгляд, художник неправильно положил тень, падающую от фигуры старика, и через это является непонятным, как это женская фигура так резко выступает со второго плана: ведь все тени на картине Неврева, вообще, идут слева и самый наклон головы девушки, казалось бы, должен был, хотя отчасти, скрыть лицо её от почти горизонтальный лучей света … Тем не менее, «Выигрышный билет» принадлежит к числу более удачных жанров нашего талантливого художника, посвятившего в последнее время свои творческие силы воспроизведению исторических сюжетов, как например: «Самозванец», «Василиса Меленьева» и «Роман Галицкий». В заключение сообщим в двух-трёх словах биографию г. Неврева. Он родился в 1830 году, в небогатой купеческой семье. Первоначально обучался в Мещанском училище и только двадцати лет поступил в Московское училище живописи, ваяния и зодчества, - где и руководил им профессор Скотти, ученики которого в большинстве случаем занимают в настоящее время почётное место среди мастеров русской школы живописи.

Лучшими картинами Н.В. Неврева считаются следующие: «Протодиакон, провозглашающий многолетие на празднике купеческой семьи» (принадлежит И.И. Корзинкину); «панихида на сельском кладбище» (прин. графине Уваровой); «Незабываемое прошлое» (прин. И.И. Корзинкину); «Выигрышный билет» (прин. Н.С. Мазурину); «Роман Галицкий» (прин. С.Н. Голяшкину), и только что оконченная: «Самозванец открывается Вишнивецкому, что он сын русского царя», увенчанная премией от «Общества любителей искусств».

Ч-ъ

«Неврев. Выигрышный билет» на Яндекс.Фотках  

Весьма примечательно, что на репродукции картины помещённой в журнале «Всемирная иллюстрация» № 383 за  1876 год, на стене висит портрет Петра Великого, а не Монна Лиза Леонардо да Винчи. 

Виктор Михайлович Васнецов (1848-1926). «Нищие»

Виктор Михайлович Васнецов (1848-1926). «Нищие». Вятский художественный музей

«Нищие», картина В.М. Васнецова.

Русский простой народ во всей беспритязательности своего домашнего склада, без прикрас и утрировок, таким, как сам он является, не приглаженным электрическою щёточкой и непринаряжённым в праздничные уборы чинности, изображает В.М. Васнецов, молодой художник с несомненным талантом. Если бы сказали мы, что талант Васнецов по преимуществу схватывает типичные особенности работящего люда русского, мы были бы, может быть, и близки к выражению той из сторон дарования художника, которая, прежде всего, бросается в глаза, при взгляде на его картины; но мы высказали бы далеко не все из отличительных особенностей взгляда автора их на свою натуру. Выбирая одну типичность, художник нечувствительно впадает в шарж, если типы его, шероховатые и угловатые, не оживлены задушевностью, в смешном и мало привлекательном на первый взгляд заставляющего усматривать братское чувство человечности, отстраняющей, по самому свойству своему, всё, что входит в идею о смешном и уродливом. Тёплое чувство жизненной правды в изображении простых ощущений и очертания характеров и господствующих страстей низшего слоя в жизненном муравейнике, без намерения осматривать странности и неловкости по природе добрых существ, но за то поражающие полнотой черты в живописании порочных наклонностей, достойных бичевания, - вот конёк дарования В.М. Васнецова. Перед его картиной едва ли засмеётся самый охочий зубоскал, без того, чтобы не спохватиться тут же и не сознаться самому себе, что не понял он и невпопад дал свободу смеху, когда тут скорее комедия переходит в драму и грозит разразиться трагедией, а отнюдь не наоборот. Смех тут уместен разве такой, от которого пробегает дрожь по телу, а вовсе не ухмылянье над тою, либо другою прошибностью мелкого разбора, через минуту забываемою. Начав смехом, здесь можно кончить невольною слезою, раздумавшись и вдумавшись поглубже, к чему могут привести комбинации обстоятельств изображаемых Васнецовым персонажей. Их выливает художник в такие формы, где выпукло выступают и дают себя знать все им присущие страсти, сами по себе не мелочные и не ничтожные, но дикие, необузданные и слишком окрепшие, чтобы попасть снова в узду рассудка. Таковы, по крайне мере, типичные особенности, выраженные художником в двух наибольших нищих, годившихся бы, несомненно, для олицетворения подходящих смертных грехов. Один из этих драматичных типов, корчащий слепого, запевало «Лазаря», стоя на коленях и выставив массивные пятки, держит шляпу, в которую бросаются подаяния. Голова этого собирателя и сидящего напротив его товарища – лучшие в картине и такие, которых стоит раз увидеть, чтобы не забыть никогда. Трое остальных в кампании типичны тоже, но гораздо мельче их характеры.

Как мастер, основательно обдумавший не только канву, но и роль каждого статиста в сцене, собразно данной идеи представления, Васнецов окружил главных действующих лиц в своей картине не менее типичным подбором личностей зрителей, сочувствующих и готовых слушать, ничего не уделяя на братию. Из числа зрительниц, в свою очередь, к числу типов, бесспорно жизненных и верных действительности, но сбивающихся, так сказать, на общие места, относим мы купчиху, да пригорюнившуюся горожанку с ребёнком, обставленным опять более сильными, по характерности, ассистентками, в роде богомолки, да сельской красавицы, - воплощенной простоты и добросердечия. Фон картины – ограда монастырская или церковная, - сам по себе характерен и, пожалуй, необходим, для сообщения жизненной правды и моментальности разыгранной сцены, поражающей как всею общностью , так и, в отдельности, оригинальными типами личностей не одной общей среды и разных наклонностей. Особенности каждого лица так ярко сами, впрочем, говорят за себя, что мы напрасно бы стали указывать на них, когда, смотря на картину, всякий читатель и читательница, своими словами, но тоже самое невольно повторять, не давая даже себе отчёта: для чего это? Это особенность яркого таланта молодого художника, - несомненное свидетельство богатства и разносторонности его дарования, между тем, проявляется и в других, позднейших его творениях, о которых должны мы будем говорить в своё время, при снимках при них.

Из журнала «Всемирная иллюстрация» № 382 за 1876 год.

«Иоанн Грозный пред спящей Василисой Мелентьевой», картина академика Седого

Художник Григорий Семёнович Седов (1836-1884). "Иван Грозный любуется на Василису Мелентьеву" 1875 г. Государственный Русский музей

«Иоанн Грозный пред спящей Василисой Мелентьевой», картина академика Седого

Прежде, чем приступим к описанию воспроизводимой в нынешнем номере «Всемирной иллюстрации» новой исторической картины академика Г.С. Седого, сообщим в двух=трёх словах сведения о прежних работах талантливого композитора. Г.С. Седов первоначально воспитывался в московской школе живописи, ваяния и зодчества. Под руководством профессора живописи Скотти; по окончанию курса в школах – перешёл в императорскую академии. Художеств, где руководил им профессор Марков.

За картину «Меркурий усыпляет Аргуса», г. Седов удостоен малой золотой медали; большой золотой медали и соединённой с этой наградой заграничной командировки на счёт академии – за картину «Великий Князь Владимир смотрит на изображение Страшного суда», и, наконец, степени академика – за известную картину «Беседа Иоанна Грозного с Малютой Скуратовым».

Пользуясь любезностью творца картины, г. Седова, дозволившего нам поместить снимок с неё по фотографии «Русская Светопись», представляет читателя рисунок этого произведения, находящегося ныне на выставке в академии художеств.

«Иоанн Грозный пред спящей Василисой Мелентьевой» принадлежит к так называемому историческому жанру. И картина эта, по свои достоинствам, должна, несомненно, занять видное место между произведениями наших лучших жанристов. Сюжетом для г. Седова послужила заурядная драма г. Островского, «Василиса Мелентьева».

Царь Иоанн Васильевич Грозный любуется спящею красавицею. Прислушиваясь к её любовному бреду… Фигура Василисы, по нашему мнению, несколько театральна и даже отчасти укорочена, но за то фигура сидящего около неё Иоанна очень типична. В особенности же замечательна эта картина в техническом отношении: внутренность комнаты; полусвет в глубине сводов; солнечный луч врывающийся в окно и играющий на одежде спящей красавицы – всё это, повторяем, написано безукоризненно и не грешит в археологическом смысле: не даром произведение это представлено на получение звания профессора …

Ж.

Из журнала «Всемирная иллюстрация» № 379, 1876 год.