 |
| Карл Теодор фон Пилоти. Туснельда на триумфе Германика. Холст, масло. 490х710 см. Новая пинакотека. Мюнхен |
Из журнала «Всемирная Иллюстрация» №307- 1874 г.
«Туснельда в триумфе Германика», картина Карла Пилоти.
На Венской всемирной выставке, в длинном ряду картин всех достоинств и целого легиона художников, более прочих в глаза, как по величине, так и по глубокому драматизму задачи и художественного выполнения, картина К. Пилоти. Общие отзывы печати в Германии сдалали из этой картины высшее произведение живописи за последнее время и. как там нынче выражаются, не только в Германии, но и в Европе. Отдавая должное таланту Пилоти, мы не разделим в нашем отзыве этой «адорация»; у неё есть свои причины, для нас не существующие.
«Туснельда» - последнее, пока слово далеко не старого, кончающего 48 год жизни художника, недавно заместившего покойного Каульбаха в звании директора Мюнхенской академии художеств.
Триумфы римских полководцев были всегда самыми шумными, самыми блестящими днями для Рима. Их ждали задолго, к ним готовились исподволь и, когда, наконец, желанный день наступал, столица Кесарей волновалась, а главные артерии её, Форум и Via sacra, являли из себя одно из самых театральных зрелищ историй, когда-либо разыгрывавшихся толпой и для толпы. Римские историки сообщают целую серию триумфов, один другого пышнее, одни другого оригинальнее; триумф Германика, избранный темой для картины Пилоти, должен быть причислен к наиболее выдающимся, как по самой причине своей, так и по характеру лиц. Принимавших в нём участие.
Кесарем быт Тиберий и для Рима наступало время тяжких испытаний. Жизнь великой республики была готова принять в себя и дать возможность развиться Нерону и Калигуле, да и сам Тиберий был уже страшилищем и успел приблизиться к старости. Уже не первое десятилетие, бок о бок с империей, там, за Альпами, выростал страшный призрак суровых воителей. Не раз уничтожавших римские легионы. Чем пышнее, чем роскошнее, чем чувственнее становился Рим, тем неприятнее должно было сказываться соседство этих таинственных рыжих дикарей. Может быть, что для тех в Риме, кто был попрозорливее, призрак Германии был не только простым беспокойством, но и положительным страхом за будущее.
Помимо легионов, пущенных по Германии и окопавшихся в знаменитых кастеллах по Рейну, императорский Рим обратился и к другому способу борьбы. Удававшемуся и в Малой Азии, и в Египте, и в Галлии, а именно к подкупу. Изменники всегда и везде существовали. Были они даже и в тогдашней Германии и благодаря одному из них, Сегесту, Риму удалось увидать такой триумф, какого в нём давно не видали.
Тиберий послал против дикарей Британика (в журнальном тексте допущена описка: это не мог быть Британик – сын Клавдия. Конечно же, имеется в виду Германик - Юлий Цезарь Клавдиан, который, собственно, стал называться Германиком после победы над германцами Арминия), одну из честнейших и симпатичнейших личностей всей римской истории. Британик (Германик) воспользовался враждой двух их наиболее видных германских предводителей ,Арминия и Сегеста и выполнил свою задачу. Вражда названных людей была тем сильнее, что Арминий был женат на дочери Сегеста, отнюдь не разделявшей любви своего отца к Риму. Эту именно дочь Сегеста, Туснельду, удалось Британику Германику взять в плен и привести с собой в Рим в качестве жемчужины триумфа.
Картина Пилоти изображает именно этот триумф с Туснельдой на главном плане.
Жаркий, душный летний день даёт себя чувствовать яркостью красок; особенно утомителен он для Кесаря Тиберия. Украшенного лавровым венком и сидящего под сенью шатра. Кесаря можно было принять за покойника, если бы не глаза его. Они обращаются не к Туснельде, нет, - Тиберий ожидает самого триумфатора и будущность Британика, любимого народом и ненавистного ему, уже решена: Британику жить не долго. Справа от Тиберия, сложив руки на груди, стоит Сеян, фаворит императора, прототип тех выскочек из рабов и вольноотпущенников, которые составляют, во всём их безобразии, почти всегда необходимую фигуру подле особы римского кесары. Вправо от него, на ступнях лестницы, резко отличаясь одеждой своей, стоит изменник Сегест. Он отворотился от дочери своей и не хочет, или не может видеть её. За Тиберием толпа придворных, а влево, на эстраде. Целый букет римских женщин. Вовсе не скрывающих своего любопытства. Своей зависти к представительницам прекрасного пола побеждённой Германии. Настолько ли были. Вдействительности, некрасивы римские женщины двора Тиберия, на столько ли уступали красоте германок, подлежит, может быть сомнению. Для успеха картины в Германии иначе сделать этого было нельзя.
Триумфальное шествие, развертывающееся пред Тиберием, открывает почти гривуазная группа римского легионера, дёргающего за бороду старого барда и, в тоже время. Ведущего медведя. Впрочем. Этой группе картины не посчастливилось даже в Германии и для объяснения той непонятной кротости, с которой идёт на верёвке медведь, его признали «символическим»!
Далее следует, в центре картины, главная группа германских женщин и впереди её пленная княгиня Туснельда. С сыном Тумеликом. Группа женщин задумана в высшей степени мужественно. Помимо красоты этих женщин, помимо экспрессии и великолепной драпировки костюмов – изобличающих мастера первой величины, сама Туснельда должна быть отнесена к числу фигур наиболее самостоятельных, наиболее удачных во всей германской живописи. Не менее матери хорош и сын. Несомненно. Что красавица пленница совершенно затмевает собой всеё происходящее на картине. Взгляд зрителя неминуемо, с какою-то непреоборимой силой, обращается именно на Туснельду, и, если он перебегает с её стройной, глубоко драматической фигуры на другие фигуры картины, так только для того, чтобы вернуться к ней снова.
И всё-таки «Туснельда» Пилоти художественно неверна. Вовсе не такими красавицами. Вовсе не такими цивилизованными и развитыми женщинами, какой неминуемо должно признать эту Туснельду, рисует их Тацит. Да и откуда было им, этим германкам, взять ту салонную сдержанность, то придворное приличие, этот этикет чувства. С которым идёт Туснельда в тримфальном шествии по Риму, поражая величием своегогоря и царственностью осанки. Но – именно такой должна была быть писана Туснельда для современной Германии, и только такой могла она обусловить тот колоссальный успех, который вызвала картина в стране, продолжающей начатую 2000 лет назад борьбу против романских рас.
За грппой женщин, перед самой триумфальной колесницей, следует группа германских предводителей, закованных в цепи. Колесница только что проехала триумфальную арку. Не ней, окружённый штандартами и значками. Стоит Германик, имея пере собй своих пять сыновей; один из этих сыновей – Калигула. Массы народа виднеются кругом и вдали; они сыплшют венки и букеты и приветствуют криками победителя.
Первый план картины положительно плох. Пилоти наполнил его грудой убогих трофеев и, почему-то положил одного барда и посадил другого. Не менее фальшивой, чем легионер, дёргающий барда за бороду, является и та плебейская фигурка. Что уселась над знаменитой римской волчицей и угрожает кулаком пленной Туснельде.
Причина идеализации Туснельды – понятна. Недостатки первого плана тоже имеют свою причину: Пилоти послал свою картину в Вену, не окончив её.
В общем – она производит большой эффект и, как сказано в некоторых частях своих действительно превосходна. Археологические подробности соблюдены весьма тщательно, – но «первой из первых» в ряду картин Венской всемирной выставки, мы признать её, конечно, не можем.
С.
