Галлы и викинги в исполнении француза Люминэ

Capi dei Celti a cavallo e prigioniere romane, da un dipinto di Evariste-Vital Luminais.

В 269-м номере еженедельника "Всемирная иллюстрация" за 1874 год, были опубликованы две картинки с репродукциями (в чёрно-белом варианте) картин французского художника М.Люминэ. Иллюстрации сопровождала такая следующая записка:

Две картины М. Люминэ, из истории последних дней Рима.

Нельзя не отдать должной справедливости тем художникам, которые, не увлекаясь разнообразием предметов своих работ, останавливаются преимущественно на освещении того или другого периода истории. Воспроизвести сегодня римский форум, а завтра переход через Березину, может быть и приятно, но несомненоо то, что полного знания своего дела в этом случае у художника не будет. Помимо исторических неточностей в подробностях, помимо неминуемой, в этом случае, поверхностности работ, худодник положительно не сумееет понять и передать дух времени, общий habitus века, им воспроизводимого. Историк Моммсен разрабатывает только историю Рима, Грот - посвятил себя одной только Греции, и за то, посмотрите, какие великие создания вышли из-под их пера.

Правда, существует и Шлоссер, и Вебер, популяризаторы исторической науки, написавшие всемирные истрии; но никому, конечно, не придёт в голову изучать характер того или другого народа по их писаниям, по этим общим, большею частью бледными реестрами великих событий и создававших их людей.

С живописью тоже, что с историей. Если бы мы хотели провести параллель далее, то нам пришлось-бы сказать, что роль всемирных историй в науке, в живописи, принимает на себя Иллюстрация вообще и празднует свои лучшие победы в работах какого-нибудь Г. Доре. Оставляя иллюстрациям эту обязанность популяризации, со всеми её достоинствами и недостатками, живопись историческая, в более специальном смысле слова, должна ограничивать круг своей деятельност. Только в таком случае могут являться произведения крупные, несущие на себе печать того или иного времени, а к таким именно вещам нельзя не причислить воспроизведённых нами сегодня работ Люминэ.

Тот исторический момент, который известен под не вполне точным именем падения Римской империи, полон самых эффектных и живописных контрастов. Дикие и необузданные орды германских и других пришельцев с одной стороны, и богатый, изнеженный, чувственный Рим - с другой, вот основной мотив работ Люминэ, исполненных им с замечательною виртуозностью и несомненным эффектом. Картина, изображающая "Похищение римлянок галлами", была выставлена на парижской выставке 1872 года, "Галлы, занявшие Рим видят впервые чёрную женщину" - в 1873 году, и обе они не могли быть не замечены. Люминэ жудожник ещё молодой, и исторический жанр, разработкою которого он занялся, даст ему, конечно, одно из самых видных мест в новейшей французской школе живописи. таящей в себе много талантов первоклассных, о некоторых из которых нам уже приходилось говорить с нашими читателями.

«Люминэ- галлы» на Яндекс.Фотках


 
«Люминэ- галлы» на Яндекс.Фотках

Хочу заметить, что, на мой взгляд,  автор  пояснительной записки несколько перепутал время. Дело в том, что галлы были разбиты и покорены цезарем, после чего Рим грабили другие народы: германцы, готы, гуны, вандалы ... Галлы же захватили Рим когда там ещё была республика.  Тогда ещё вождь галлов произнёс бессмертную фразу: "Горе побеждённым".

Относительно блестящего будущего автор тоже немного ошибся, хотя художник Люминэ написал много работ, но его имя мало что говорит, во всяком случае за пределами Франции. Я к примеру намучился, пока отыскал информацию о нём в интернете. Évariste-Vital Luminais - Эврист-Витал Люминэ (1821 -1896) совсем не так популярен, как его современники - импрессионисты. Также нельзя не добавить, что художник не стал зацикливаться на теме Древнего Рима, у нега также имеются картины на другие темы.

PIRATES NORMANDS AU IXe SIECLE Evariste-Vital Luminais (Nantes, 1822 - Paris, 1896) Musée Anne de Beaujeu (Moulins). Huile sur toile. 189х144 cm - Нормандские пираты (Викинги). Музей Энн де Боже (Мулен). Холст, масло. 189х144 см.

Ян Матейко - "Иоанн Грозный"

Ян Матейко - "Иоанн Грозный"

Ян Матейко и картина его «Иоанн Грозный в эпоху ужасов».

Представляя читателям одну из картин известного польского художника Яна Матейко, хотя не удовлетворительную с бытовой точки зрения, но тем не меее замечательную в других отношениях, мы считаем необходимым сообщить некоторые сведения о самом художнике и о его предшествовавшей деятельности.

Ян Алоизий Матейко родился в Кракове в 1838 году и до 14 лет воспитывался в училище св. Анны, откуда перешёл в школу художеств, чувствуя неудержимое призвание к живописи.

В непродолжительное время обнаружил он несомненные признаки сильного таланта и картины, написанные им после двух лет пребывания в школе, обратили на него внимание профессоров и любителей искусства во всех его проявлениях. Замечательнейшими из его произведений, относящихся к этому периоду , относятся: «Шуйские перед Сигизмундом III»; «Ягелло, молящийся под Грювальдом»; «Старовольский с Карлом Густавом у гробницы Владислава Локотка» и «Выдача льготных грамот Краковской академии Сигизмундом I».

Эти картины проивели такое впечатление, что молодому художнику была дана стипендия и он отправлен был за границу.

Матейко доказал, что в нём не ошиблись: первым плодом его кисти, после нескольких месяцев пребывания в Дрездене, было «Отравление Боны», картина, за которую он получил академическую премию, бронзовую медаль.

В 1859 году он возвратился в Краков, а потом два месяца прожил в Вене. В следующих его произведениях видно более таланта: «Смерть Ваповского»; «Ян Казимир, смотрящий из Белян на пожар Кракова»; «Ян Кохановский над трупом Урсулы» и «Сиганьчик» - сделали бы честь всякому художнику, но европейская известность его начинается с картины «Проповедь Скарги», написанной в 1864 году и доставившей ему золотую медаль на Парижской выставке в 1865 году. За этим художественным произведением его кисти следуют другие, вызвавшие справедливые похвалы не только местной, но и заграничной печати.

К числу их принадлежит «Рейтан» (купленный на Парижской выставке императором австрийским, который пожаловал артисту крест Франца Иосифа), «Люблинская Уния» (за которую Матейко получил в Париже крест почётного легиона) и «Стефан Баторий под Полоцком», одно из замечательнейших произведений на Венской выставке 1873 г. Кроме этих больших картин, Матейко написал весьма много других, в том числе значительное количество портретов. В 1873 г. Австрийский император назначил его на долность директора школы художеств в Кракове. Переходя затем к изображаемому у нас рисунку мы должны сказать, что кисть талантливейшего из представителей привислинской живописи на этот раз совершила фальшивый шаг, по нашему мнению, взявшись трактовать незнакомый совсем художнику русско-московский быт, о котором он имеет превратное понятие. Такое же отношение к условия задачи, самой по себе нелёгкой, естественно, могло только усложнить отгадывание неизвестного , с целью добиться какой бы ни было характерности. Фантастический колорит, без сомнения, получился с букетом и новостью ощущений, но оба фактора эти, влияющие на привлечение нашего внимания к измышлению художника, остаются бессильными замаскировать для знакомого со стариною глаза полную несостоятельность автора справиться с принятою им на себя задачей. Так что, читая на этикетке «Иоанн Грозный» русский созерцатель картины Матейко готов не раз допустить, что изображаемая личность вовсе не царь Московский, издатель судебника, а государь какой-то другой страны. Очевидно, художник не мог отрешиться от польщизны и потому в картине его нет почти ничего напоминающего русскую жизнь того времени. Прежде всего бросаются в глаза зрителю изысканность и театральность поз действующих лиц – от царя до шута, так что отнимают у зрителя охоту дальше добиваться в чём бы ни было и какого бы ни была сходства с истинною бытовою Русью, отличающеюся своеобразностью и неизменяемостью. Но, остановимся и это в стороне и поодиночке переберём персонажей, введённых в картину и выражающих русских людей в Москве XVI века. Что найдём мы при этом?

С левого края картины своей, художник поставил три фигуры: ратника в железной шапке и с сайдаком, держащего факел, опричника должно быть (судя по метле в руках) и шута, что ли, присевшего на корточки, закрыв голову башлыком – должно быть, чтобы не видеть повешенных вдали! Допустим и это, хот высоко поднятый факел, освещая ярно небольшое пространство, не даёт рассмотреть чего бы ни было вдали. Но пусть лунная ночь парализует неясный отблеск факелов и жертвы Иоанновой ярости сделаются видны. Что прибавить, кроме грубого пятна, эта группа из трёх фигур, несвязанных ничем с главной массой процессии? Не проделка ли шута заставляет Грозного кинуть суровый взгляд на виселицу? – Но и этот взгляд, в котором незаметно не только ужаса, но даже колебания, оказывается риторической прикрасой без содержания или, по крайней мере, является фальшивым манёвром, нисколько не прибавляющим эффекта, на который видимо рассчитывалось. Но будь мотив не в явном разладе с нашим бытом, - он вылился бы в формы, способные возбудить интерес, теперь несуществующий по милости примитивного разрешения затруднений выкройкой желаемого по своей мерке. Эта мерка своя, польская, у художника прежде всего выступает в фигуре мальчика. Держащего на спине и голове раскрытую книгу. Персонаж этот в польской бекеше с бахромой по подолу, выбритый и с волосами, подрезанными по-польски, в кружок. Его вывести потребовалось, чтобы разыграть русского дьякона, при патриаршем чтении Евангелия. Хотя патриаршества при Грозном ещё не было , а митрополит креста на клобуке (выступающего над окружностью головы) совсем не носил; да и читают евангелие предстоятели церкви обыкновенно с открытою головой. Подле мнимого патриарха ( по костюму) стоящий царь, несмотря на бестрепетность гневного взгляда гневного взгляда, выронил или бросил свечу свою в снег, и мальчик в тафте татарской, тоже со свечою в руках, готовится взять свечу в руках, готовится взять свечу из снега.

Из журнала «Всемирная иллюстрация» №348 от 30 августа 1875 года
«Ян Матейко - Иван Грозный» на Яндекс.Фотках

Сэр Лоуренс Альма-Тадема (1836-1912). Смерть Калигулы

Сэр Лоуренс Альма-Тадема (1836-1912). Смерть Калигулы. Исполнено в  1871 году

Из «Всемирная иллюстрация» № 309 от 30 ноября 1874 года:

«Смерть Калигулы», картина Альма Тадема

Альма Тадема (родившийся в Дронрипе, в Фрисландии), в последние пятилетие занял очень видное место между представителями исторического жанра и как лучший ученик умершего Лейса. С редким искусством воспроизводит он сцены из быта и истории древнего Египта, Греции и Рима, и в тех вещах, в которых он не столько историк, сколько жанрист, он особенно хорош и едва ли имеет соперника. Таковы его «Шахматные игроки», «Египтянка над бассейном», «Египетские музыканты», «Иосиф, как управляющий хлебными складами Фараона», «Фредегонда и Претекстат» - вещи, не имеющие определённого исторического сюжета и остающиеся исключительно в области жанра. Глубокое и добросовестное изучение обстановки и археологии жизни вымерших народов, при весьма счастливом понимании красок и рисунка, - делают его работы очень заметными в ряду других. Особенно много помогла его известности берлинская выставка нынешнего года, на которой красовалось несколько его работ.

Картина наша, воспроизводящая «Смерть Калигулы», взята Ильма-Тадемою из самого смутного времени римской жизни. Калигула был убит на 29-м году отроду ; после четырёх лет царствования, безумие его достигло пределов невозможного. Так, например, желая устроить фантастических триумф в заливе Пуццуоли, вдоль моста, поставленного на судах, он велел перебить и бросить в море массу народа, собравшегося смотреть на это зрелище.

Терпение людей кончилось и смерть его была решена. Светомий, не высказываясь положительно за верность того или другого из своих сообщений, приводит несколько вариантов. Наиболее вероятен тот, что убит он во дворце; первый удар нанёс Калигуле сзади, трибун Кассий Хорей. В Риме долго не верили его смерти и думали, что этот слух пущен для того, чтобы узнать тех, кто порадуется ему, и, воспользовавшись случаем, казнить. Кесарь имел хорошее обыкновение казнить для того, чтобы великодушно воспользоваться имуществом жертвы.

А.И. Корзухин (1835-1894) - "Разлука"

А.И. Корзухин (1835-1894). "Разлука". 1872 г. Масло, холст. Государственная Третьяковская галерея

Выставка в Академии художеств 1973 г.

"Отправление кадета в Корпус"; картина Корзухина.

Сцена,находящаяся перед читателями, хорошо знакома многим из них. Это прощание матери с сыном, отправляющимся, как только выразился отец, сидящий поодаль, "на службу царскую". Конечно, эта служба ещё очень легка; всё больше грамматика, катехизис и всякие двушереножные и одиночные учения, под надзором старших товарищей и ближайшего начальства. Мать говорит своему сыночку всякие хорошие вещи, но он, видимо, не слушает их и думает о чем-то другом, ему самому неизвестном, может быть о славе?!

Эта таинственная слава. которая манит к себе мальчика, очень хорошо знакома старику отцу - потому что он давно произошёл её и находится в отставке. Это знание - не мешает ему посылать тою же дорогою и сына своего. "Пусть, мол. попробует свои силы; может быть вывезет!"

Вывезет - или нет, дело тёмное, но сама картина г. Корзухина. красовавшаяся на нашей выставке, передаёт очень ясно содержание семейной сцены. Она скомпанована весьма просто и изящно,отделана хорошо и по всей справедливости прошла не незамеченною. Недавно изображение её было напечатано в одной из лучших английских иллюстрированных изданий. Как видно, после последней художественной выставки в Лондоне, на которой первое место единогласно было отведено русским художникам, о чём своевременно мы сообщали, английская печать следит за ними очень внимательно. Этому нельзя не порадоваться, и мы считаем себя обязанными сообщить это и нашим читателям. 

"Всемирная  иллюстрация" № 262 от 5 января 1874 года.

Войцех Герсон (1831- 1901) - "Кейстут и Витовт"

Войцех Герсон - "Кейстут и Витовт"

Статья из журнала "Всемирная иллюстрация" за 1873 год: 

Выставка в Академии Художеств 1873 г.

"Великий князь литовский Ягайло, приказывает схватить дядю своего Кейстута и сына его Витовта, приглашённых дружески на совет". Картина В. Герсона.

Прекрасная картина, представляющая едва ли не самый чёрный эпизод из жизни коварного Ягайлы, то врага. то друга католиков, и в христианстве не оставлявшего преданий язычества - написана лучшим из варшавских исторических современных живописцев, Войцехом Герсоном.

Художник этот, сделал бы честь любому артистическому обществу, в среду которого судьба бросила бы его, чтоб жить и действовать. Начальным образованием обязан он, впрочем, родине, именно варшавской школе изящных искусств, где он теперь состоит в числе деятелей. Развитие же его совершилось в Париже, под руководством Леона Коанье, так что французская манера, несколько изысканно аффектировать сцену, - по самому характеру своему, даже не нуждавшуюся в аффектации, - по нашему мнению, привилась к художнику незаметно для него самого. Но едва ли это чуждое заимствование не вредит его творчеству.

Герсон род. 1831 г. и теперь в полном развитии таланта. Судя же по работе его, назначавшейся на всемирную выставку в Париже, в 1867 году, с того даже времени он сильно ушёл вперёд. Так что мы не берёмся указать заранее, как далеко шагнёт он и что мы встретим в грядущих творениях этого могучего таланта; правду сказать, только не получившего развития такого, какое способности его требовали. Во всяком случае, неполная исправность рисунка - этой грамматики живописца композитора, - не может такому сильному таланту вменяться в невознаградимый упрёк; у него есть драматизм в оживлении исторического момента, есть правда в выражении характеров и есть глубина в замысле их, - а это такие качества, за которые можно простить неисправности и неточности. Точно также могут исчезнуть бесследно и эти кричащие краски. неуклюжие повороты фигур и, пожалуй, отсутствие силы в колорите. Во всяком случае рука, создавшая переднюю группу - Кестута и Витовта с Бирутою, и способная создать такую голову, ка у притворщика Ягайло, сумеет справится, при дальнейшем добросовестном изучении, с трудностями серьёзной задачи, в роде разбираемой нами сцены.

Сцена эта понятна и хорошо знакомить с характерами даже второстепенных персонажей, введённых в картину. Что же касается до профильной головы старого Кейстута, то она безусловно прекрасна. И привлекательная фигура юного сына его трогает за сердце своею человечностью. Наконец. вся картина, в общем, даст много оживления, лишающего возможности на первый раз даже видеть промахи. До того поражается глаз цельностью впечатления.

Другие композиции этого художника, ещё более подтверждают наше о нём заключение. Например, как хороша сцена с садовником, где король Ян Собесский верно и живо передан. Или отважный патриот, пустынник Дмитрий из Горая, представший королеве Ядвиге, в момент её, решённого уже бегства к краковский замок, венчаться с герцогом австрийским, к которому она больше чем неравнодушна. Она любит привлекательного рыцаря и ненавидит потёртого обстоятельствами и смолоду не отличавшегося благообразием Ягайлу. Между тем, расчеты политики её советников принуждают юную красавицу выбросить из сердца самый образ любимого и отдаться нелюбимому. Наконец, такому человеку. который способен внушить ужас и омерзение, но никак не сочувствие.И такую то победу над собою заклинает Ядвигу, для мнимого блага родины, совершить в угодность министрам политикам - красноречивый пустынник. В своём рисунке, художник разгадал уже мотив для воплощения этой драмы. Честь и слава ему. Он самая светлая надежда друзей искусства на берегах Вислы, и мы, с Невы, из анти-художественных тундр и слякоти, шлём ему тёплое рукопожатие, в убеждении, что живой талант стоит выше племенных предрассудков и если поэт - гражданин целого мира, то художник композитор - общий друг того кружка, где удачное оживление,забытых сказаний бытописателей. составляет праздник мысли и сердца. как подвиг, всеми сочувственно понимаемый и оценяемый.

Андриан Маркович Волков (1829-1873).

Автопортрет

Андриан Маркович Волков (1829-1873).

Не смотря на то, что бытовые сцены русской жизни в последнее десятилетия занимали кисть большей части отечественных живописцев, жанристов по призванию у нас не так много. Из этого числа не многих, истинно оригинальных талантов, смерть унесла недавно Волкова. оставившего по себе добрую память, как человека и художника. Между тем, судьба и обстоятельства. не давали ему возможности занять в семье собратий место, соответственное его глубокому, не поддельному юмору, проглядывающему в каждой черте, любой, даже самой обыкновенной, сцены, наброшенной карандашом или кистью.

Родился он в августе месяце (18-го или 20-го числа, точно он не знал) 1829 года в г. Нижний Новгород. С поверхностным и далеко не обширным образованием. явившись в Петербург, в конце сороковых годов, Волков поступил в число приходящих учеников Академии Художеств; с 1852 года стал являться на годовых академических выставках, не вдруг разгавав своё прямое призвание. Первыми попытками живописного творчества будущего жанриста, была обычная академическая история и первый дебют в ней был даже блистательный: - "потом" оконченный эскиз Волкова награждён 1-ою серебряною медалью. На следующий год должен был он, поэтому явиться конкурентом на 2-ю золотую медаль, на тему скульптор Фидиас показывает Периклу своё изваяние Афины (Миневры). Удостоенный награды за композицию этого сюжета (г. Солдаткин) отличился, впрочем, мастерским выполнением технических частей, а отнюдь не выражением, что ясно доказало, как подобная задача несоответственна была мере сведений невольных композиторов о греческом быте и характере главных личностей, играющих роли в картине. Волков, как и можно было ожидать заранее, оказался не в состоянии выйти со славою из неравного боя. Неуспех же следующего конкурса "Пророк Елисей исцеляет сына вдовы Сарептской" (1854 г.) заставил художника отшатнуться от академического идеала, требования которого не соответствовали его наклонностям и влечениям. Он обратил внимание на отечественную историю, оставив библию и классиков. Попробовал представить пятую сцену из "Бориса Годунова" Пушкина (келья монаха Пимена) - вышло, если не исторично, зато естественно. Волков и пустился выбирать сюжеты по силам своим. "Смерть Сусанина в лесу от поляков" (1855 г.) заслужила тёплые отзывы современных ценителей, именно за те частности (выражение различия типов поляков, лес, снег и общее впечатление зимней ночи в тоне колорита), без которых всегда обходилась титулованная история, но без чего не может создаваться картина бытовая. Художник прозрел уже: в чём заключается его прямое назначение? - и на выставку 1857 г. написал "Демьянову уху" Крылова, где типы хозяина, хозяйки и гостя - вполне русские и живые, невольно останавливали толпы зрителей жизненностью передачи момента.

Демьянова уха

За этою же, первою страницею - самостоятельного взгляда на жизнь, как она есть - Волков написал "Обжорный ряд в Петербурге" (1858 г.) нами теперь помещаемый в снимке с фотографии. произведение это, выказывающее в лучшем свете наблюдательность художника и умение его выдерживать вполне характеры персонажей, награждено от Академии 2-ою золотою медалью.

Грязненький вход с Апраксина переулка, на толкучку - в мир тряпок, грошового барышничества и шныряния тёмных личностей, не имеющих ни приюта, ни положительного источника пропитания - представил Волков со всею его неприглядностью и наиболее невинными проделками, в роде исчезновения, что плохо лежало. Налево бреют; подле играют и обирают; пьяные куролесят, нанося ущерб честному труду личностей, в роде сгорбленной и справедливо раздражённой продавщицы яиц с душком. Не забыты и интимные отношения на столько, неприхотливых особ, как служилый с похмелья и баба в платке, ведущие в сторонке беседу по душе. Схвачено верно, наконец, и общий характер местности. с её оригинальною жизнью: суетни, толкотни, говора десятков голосов зараз и грязи под ногами - мало-развитых чувствах и понятиях о правде и долге.

"Обжорный ряд в Петербурге"

В 1859 году явилась на академической выставке картина А.М. Волкова "Пожар в деревне" (К сожалению, репродукции этой картины я не нашёл, только чёрно-белую иллюстрацию - Михалыч). Бедствие - бич наших сёл, построенных без порядка и тесно, - на этот раз у художника вышло менее удачно и несколько даже комично, в ущерб, разумеется. интересу самого произведения. В небо, покрытое без того грозовыми тучами, валит широкими клубами чёрный дым пожара всколыхнувшего селение. Дружные усилия хозяев валят строение, соседнее разгулом бешеного пламени, думая этим остановить распространение его со стороны, ближайшей к зрителям. Избы же за ветром и церковь с ярко освещённым от зарева крестом. не привлекают на себя внимания народа, работающего или бегущего, кто с чем, на помощь. Посредине картины, лошадка с бочкой, владелец которой глазеет на пожар, пока опорожняют вёдрами привезённую им воду. Перед бочкой, ближе к зрителям, родители, пожилые люди, стараются привести в чувство зашибленного или задохавшегося мальчика.

Иллюстрация из журнала "Всемирная иллюстрация" за 1873 год

На них смотрит беловолосый малютка, ничего не понимая. что тут делается. За спиною мальчугана этого, стоя подле, ревёт, что есть мочи, испуганная девочка, зажимая глаза свои, должно быть обожжённые; а у ног её сидит ребёнок маленький, начинающий ползать. Близ него лежит женщина, растянувшись на земле с разбитым (при падении) горшком щей, разлитых между обломками. Испуганная девка с поросёнком в руке и поднятой ладонью другой руки, бежит, сама не зная куда. Голос кричащей на неё и бегущей с другой стороны женщины, за которой гонится оторопевшая девочка - кажется образумили беглянку, без того наверное зацепившуюся бы, при следующем шаге, за женщину с разбитым горшком. Подле кричащей на оторопевшую крестьянку, молодка в повойнике что-то принесла и сваливает подле босой старушки, задремавшей, облокотясь на скамеечку. Сон её не возмущает жалобный вой сидящей тут же собаки подле кринок, ушата и бочки, из которой пиво льётся широкой струёю, заливая пыльную почву деревенской улицы.

Поодаль от собаки гуляют куры с петухами; ещё далее стоит с иконою женщина, обратясь лицом к пожарищу. Мимо её проходит корова, удаляясь от шума и суеты; бежит мужчина, неся на голове громадный стол, ножками вверх. Справа у края картины, мужичок с топором, стоя на соломенной кровле навеса. указывает, кажется, на дым. показавшийся в другом месте. Из-под навеса этого выводит лошадок хозяин. употребляя бесполезные усилия принудить их двинутся, когда хозяйка выносит на голове громадную ношу скарба, а мальчик выгоняет из закуты свиней. Скарб навален в груду на первом плане, подле приводимого в чувство мальчика. Задний план слева занят рядом изб, по другую сторону улицы, где с бочкой, за водой, мчится на бойкой лошадёнке усердный мужичок, а хозяева осматривают трубу, из которой показался дым. Движения много и подробности, как видите, интересны, но целое распадается на частности, различного интереса, мешающего полноте впечатления. 

"Прерванное обручение"

За этой картиною следовало "Расстроенное обручение", - в купеческом доме, вызывавшее восторженные похвалы и резкие суждения разбирателей выставки 1861 года. Волков представил момент, когда готовый уже совершить приличное молитвословие над кольцами жениха и невесты, священник остановлен вступлением в залу нового лица. Это - молодая особа с младенцем на руках. робко входит, закрыв лицо руками и плача, последуемая отцом, стариком-чиновником, объясняющим, что готовый теперь обручиться связал себя прежде обещанием жениться и что невеста, им отвергаемая для выгодной партии, имеет законное право в лице дитяти, сюда принесённого для улики. Жених статный молодой человек, опустив долу кудрявую голову свою, поставленный в положение, не дающее возможности вывернуться. Что выражается на красном, как мак. лице его, трудно пересказать словами. Новая невеста упала в обморок и её стараются привести в чувство.
Родня невесты и священник напустились на виноватого, а приказчик, подстроивший всю эту штучку, ухмыляется себе, стоя в сторонке, словно невинный.

Художник в это же время, в "Альбом русских художников" поместил (в литографии) очень остроумную сцену "У женской купальни" и принял участие в работах по выполнению карикатур в журнале "Искра". Он занимался сперва с жаром компанованием для программы на 1-ю золотую медаль большой картины "Сенатская площадь в Петербурге", к несчастью, не вполне дописанной в своё время и лишившей художника вполне заслуживаемого им пенсионерства. Дело в том, что во время писания "Сенной" - А.М. Волков женился и бросил Академию со всеми надеждами на славу, как говорил он. Между тем и в том виде, в котором оставил художник начатую картину, "Сенная площадь" привлекала внимание видевши её, типичностью случайных, верно подмеченных эпизодов. В первоначально сцене художник хотел представить: впереди (начиная от левой стороны к правой) калачницу, дружески обнимаемую бывшим служивым из военных; спор салопниц с зеленщиком, держащим счёты, на них прокладывая цифры сторгованног. Подле спорящих, дружеские излияния подгулявших земляков совершенно кстати помещены у телеги, с привязанною скотиною и спящим молодцом, тоже, должно быть, побеждённым хмелем, разрумянившим и лицо рядового в форменной шинели, угощаемого кофеем, на открытом воздухе. Исчадие этой четы бьёт мамку: зачем ему не даёт так скоро вожделенной бурой влаги. Мимо проходит мальчуган в громадных сапогах и фуражке с большой головы, выкрикивая "спички-спичь"! и в то же время глядя на интересную сцену. У кареты ""Бассейной и Садовой" свалилось колесо и пассажирка, не внимая уговорам кондуктора, старается вылезти из склонённого на один бок экипажа. На эту оказию загляделся и носильщик с ящиком на голове. А пассажир, высунувшись из окна кареты, смотрит, как можно догадаться, на одиноко лежащее колесо, привлекающее на себя внимание одной собаки. Исхудалые лошадки, везшие дилижанс, потерпевший крушение, видимо довольны последовавшей остановкою. Вровень с дилижансом, только в противную сторону, тянется воз с сеном, который на силу везут тощая лошадь на случайное возвышение. Вдали - балаганы зеленщиков, где народ кишит, волнуясь . слитый в бесформенную массу голов и плеч. Над толпою же высятся: слева гаупвахта, а справа -церковь и подле неё дома, идущие к Обуховскому проспекту. Направо, с края. подле фонарной тумбы, остановился -с телегой и кадушками сливок и молока, - чухонец, с которым вступил в деловой разговор мужичок-покупатель, положивший обе руки на верхнюю перевязь тележного короба.

Впоследствии, лет через восемь, приступив к доканчиванию картины, художник изменил в ней несколько постановку фигур и состав групп, но и самые характеры введённых персонажей, сообщив через то большую картинность пятнам и большее оживление.

Но, поработав часть лета, Волков опять оставил, не успев докончить, свою "Сенную площадь". На выставке она не была, да и вообще, после 1861 года, А.М. Волков ставил, кажется, всего один раз в Академии свои произведения. В шестидесятых годах он больше рисовал для сатирических изданий; компануя и множество сцен бытового характера. Есть например "Безногий музыкант" и, рядом, - "Трогательный аккорд" - эпизод из истории чьей-то любви. Читая роман Бульвера "Гарольд", Волков увлёкся характером эдифи и думал написать её, отыскавшую труп жениха-героя, на месте гастингской битвы.

"Сцена в суде"

Но, рядом с исторической драмою, мыль художника лелеяла и обыденную мелодраму - тип помещицы, поместившейся в столице в меблированных комнатах, встречая на каждом шагу противность своим причудам, - заставив его набросить не одну сцену в общей кухне, у плиты. В противоположность расчётливой хозяйке умеренного достатка, композитор воспроизвёл и модную барыню-красавицу. супругу престарелого сановника. сосредоточившую все, наиболее горячие, сочувствия на туалете. "Беседа с модисткою" - очень грациозная акварель, как нельзя удачнее воспроизводит тип щеголихи, все дни которой занимают собой пышные костюмы последней моды. Толстяк. погрузившийся в сладкий сон, перед строем опорожненных бутылок , напомнили опять любимые художником типы из недалёких виверов, только выше среды обжорного. В холостой кампании, где идут толки о всякой всячине, в том числе и о политике, богатство и тонкость типов поражает и в начальном наброске. Как видно, эта благодарная канва обещала художнику целый ряд оригинальных явлений, подмеченных в кружках разных взглядов и положений. Горячо относясь к изменению вековых порядков в нашем общественном быте, Волков воспроизводил кистью и карандашом являения, поражающие его чуткую наблюдательность. Сцены у мировых посредников и решения мировых судей особенно его занимали, давая возможность, вносить в них типы, случайно попадавшиеся ему на глаза. Живя на Фонтанке, например, он подмечал полоскальщицу белья на плоту и через минуту она у него наброшена сепиею немногими чертами. Где-то на Выборгской стороне удалось схватить водовоза с лошадью, заехавшего в воду и черпающего на раздолье, в свою бочку. 1869-й год особенно богат был количеством замеченного и переданного в набросках. с пометкою 23 января, уцелела например остроумная каррикатура на зубного врача, заставлявшего своих пациентов раззевать рот до безобразия.

Добрая нянюшка с барским ребёнком в пивной, где дитятко угощает её возлюбленным медком, - случай действительный, сделался, тогда же, поводом живой, мастерской сцены. Тоже было и с процессом у мирового, оправдавшего красавицу жену. в виду несостоятельности супруга. В это же время явился эскиз "дуэли Пушкина с Геккереном", благодаря счастливому случаю знакомства художникам с секундантом нашего бессмертного поэта. Он, поражённый пулею, свалился, но, опираясь наруку, наводит пистолет на противника.

"Гуляние народное на Царицыном лугу, 30-го августа" (1869), тоже оживлённый набросок богатой композиции, верно передавшей характерный праздник. "Уличение неверной" письмом её - эскиз, полный драматизма и глубокого чувства, явился в то же время.

1870-й год начат художником мастерскою "игрой в шашки" приказчика с дворником. Прусско-французская война дала ему сюжет трогательных "проводов ратника земского ополчения", где отец-вони, призываемый долгом на службу, в последний раз несёт на руках дитя своё, а подруга жизни следует позади с ружьём. Из композиции этого же времени следует упомянуть сцену из романа "Зубоскал" Виктора Гюго, да "потеху дворника и мастерового мальчишки", обливших скипидаром собаку. В это время предпринял покойный Волков своё сатирическое издание "Маляр", где картинки отличаются редкой типичностью и силой. "Ташкентец приготовительного класса" - сцена в клубе, одна из последних, вышедших из-под кисти художника.

Бегство г. Леонтьева в начале прошлого года, бросило художника в бездну хлопот и безвыходных затруднений. Под напором всехих, мгновенно разразившихся бед, организм его не выдержал пытки сверх сил и, разшатавшееся прежде, здоровье, развило в художнике водяную. Осень он всю страдал и 1-го февраля сегогода смежил на век утруждённые вежды, осиротив малютку сына.

Заслуживает ли такой честный, век свой занятый работою мысли, талантливый труженник, общего сожаления и доброй памяти? - пусть скажет сам себе читатель, узнав нами рассказанную, недолгую жизнь его. Один меньше в семье художников - прибавим мы со своей стороны с понятною горечью. Когда бы не нежданная беда-подрыв, ка знать, может быть ещё десятки и сотни живых сцен вылились бы из под кисти его? Он был так ещё молод и оставался до последней минуты страстным к своему искусству. 

Статья опубликована в еженедельном журнале "Всемирная иллюстрация" за 1873 год в №№228 и 231.

Иосиф Иосифович Бокшай (1891-1975)

Художник И.И. Бокшай. "Зима"

Художник И.И. Бокшай. Заслуженный деятель искусств УССР.  "Под Радванским лесом"

Художник И.И. Бокшай (род. 1891 г.). "Озерцо в горах". Киевский государственный музей украинского искусства

См. также:


Иосиф Иосифович Бокшай (1891-1975)

Ярослав Чермак - "Турецкие башибузуки ведут герцеровинских девушек на ярмарку рабынь в Дринополь"

Ярослав Чермак. "Турецкие башибузуки ведут герцеровинских девушек на ярмарку рабынь в Дринополь". Королевский музей в Брюсселе.

Статья из российского еженедельника от 16 января 1871 года № 107, которой была представлена данная картина:

"Турецкие башибузуки ведут герцеровинских девушек на ярмарку рабынь в Дринополь" Картина Ярослава Чермака

Можно ли вообще назвать, строго говоря, существование славян в Герцеговине и Боснии, в Болгарии и Старой Сербии - "жизнею"? Врядли можно. Один взгляд на прилагаемую картину даровитого чешского живописца Ярослава Чермака объясняет достаточно: почему? Единственный род процветающий в Боснии и Герцоговине, это торг рабынями. Горе девушке, которая вышла из под руки природы красавицей и не успела вовремя скрыться, узнав заблаговременно о переодическом нашествии страшных башибузуков. Долго ли ещё будут продолжаться эти возмутительные зрелища на глазах всей Европы, на срам современной "цивилизации"? - решть трудно. Об этом недумают дипломаты, поддерживающие турецкое иго над славянским югом; французы и англичане создали себе совершенно голословно, странный догмат, что, с освобождением турецких славян. с возвращением им жизни, улучшением их печальной участи, должна непременно образоваться громадная славянская держава. которая, будто бы, сделается опасною для остальной Европы. Не лучше, в этом отношении, поступают и немцы. Иногда, правда, поднимает и на западе тот или другой честный публицист или путешественник свой голос, доказывая своим соотечественникам, что современная Труция гниющее тело, в котором поддерживать жизнь искусственным образом бесполезно и напрасно; но на такой голос политика не обращает внимания. Вот что говорит не славянин, а французский путешественник S. Bonillon в "Revue Contemporaine" 1868 г., который подывал в разных краях Герцеговины. "Когда разрушилось Сербское царство после битвы на Косовом поле, - пишет он, - дворянство Боснии и Герцеговины спаслось тем, что приняло ислам, за что турки признали его равноправным и оставили ему его имения. Но положение массы народа. крепко сохраняющего религию отцов, сделалось тем ужаснее; отуреченные земляки произвольно и безнаказанно угнетали его и угнетают до сих пор, не смотря на все блестящие договоры и обещания турецкого правительства. 400 лет прошло с тех пор, но дворяне эти всё-таки не сделались настоящими турками: до сих пор они говорят на сербском языке и в глубине души у них ещё осталось сознание, что они христиане. До сих пор в их землях почитается, по древнему обыкновению, тот или другой святой, считаемый покровителем дома; несколько раз в год, в известные дни, они тайным образом приводят христианского священика к могилам своих отцов, чтобы он помолился за упокой их души. В случае тяжёлой болезни, они даже просят священников к себе, совершить обедню около смертного одра. Если б не назначена была в турецких законах смертная казнь за отстуапление от магометанства, они вернулись бы к христианству.

В 1849 году боснийское дворянство, соединившись с народом, восстало против турецкого господства и прогнало пашу и прочие власти. Затем, очестив страну от турок, оно стало обнаруживать феодально-аристократические наклонности, что вызвало естественное противодействие со стороны народа - этим успех восстания рушился. Междоусобная вражда дала туркам возможность без особенного труда овладеть страной и с тех пор турецкие власти в своих притеснениях и жестокостях не знают пределов.

Если у христианина есть деньги, он должен зарыть их в землю. Положим, что он пожелает купить себе дом, имение; заплатив турку хорошую взятку он получит гербовую бумагу дающую ему право на это и, положим, не встретив дальнейших препятствий, сделается владельцем; но едва только успеет он улучшить опустошённые поля и нивы, поправить разорённые здания, - турок непременно найдёт средство вытеснить христианина и сесть на его место. Обыкновенно найдётся "формальная ошибка" в продажной грамоте; начнётся процесс. Фальшивые свидетели, подкупленный судья с одной и беззащитный христианин с другой стороны; исходом бывает. что турок остаётся правым,а христианин, сверх совершённого над ним грабежа, должен будет ещё заплатить расходы за производство судебного дела. Остаётся, правда, путь апеляции к высшей инстанции ("мевлевость") и даже к самому верхнему суду в Константинополе (судурь); по этой юстиции нет конца, необходимы громадные расходы, долговременные путешествия; в редком же случае, если бы христианин выигра (когда за него заступится иностранный консул или какое-нибудь знатное лицо), он должен, по обыкновению Корана, нести значительные платежи за судебное делопроизводство.

Герцоговина - страна богатая и красивая. В такой стране, отчаяние порождает разбойничество, а разбойники в Герцоговине народ могучий, глубоко почитаемый, и если они в самом деле не бывают не столько сильны, чтобы одолеть власти, то они неприменно настолько ловки, что умеют, при помощи подкупа, хорошо ладить с ними. Насчёт этого г. булонь рассказаывает много весьма интересных вещей.

Герцеговинские христиане по вероисповеданию или православные (большая часть), или римско-католики. Но и восточный и западный клир одинаково не заботится о народе; православный епископ не лучше католического, что и понятно, если принять в соображение, что иерархи - гречесекие фанариоты. Они дорого покупают в Константинополе свои епископские места. а затем стараются собрать заплоченные деньги, с барышом, конечно, с приходских священников; те же со своей стороны обращаются на прихожан. Лучше, чем о светстком духовенстве, отзывается г. булонь о православном монашестве. В сопровождении русского консула, он посетил несколько монастырей в окрестностях Мостара и остался очень довольным. Монахи люди честные, занимаются правильным трудом, у них не видать ни скупости, ни старания благоденствовать, так что народ по праву называет их "калудеры" - добрые старики (с греч.). Одним только остался г. булонь недоволен. как в описываемых монастырях, так и вообще относительно образованного общества в Герцеговине: русскому консулу везде оказывается чрезмерная почесть; к нему все относятся с доверием и любовью; всё, что из России или о России, для жителей имеет живой интерес; русских везде считают единственными защитниками; на них везде возлагают все свои надежды. Г. булонь упрекает юго-славян за то, что они недобросовестно относятся к исторической истине: Франция и Англия оказали многие благодеяния турецким славянам, но они не помнят этих благодеяний и все хорошее для себя приписывают исключительно только России. Г. Булонь ищет причину такой непопулярности западных держав в "панславянизме", о котором он распостраняется весьма не хорошо. Ностои вспомнить, как относились эти державы к страданиям славян, например, когда бедные герцеговинцы, под руководством храброго воеводы луки Вукаловича попытались путём восстания улучшить свою, невыносимо тяжёлую, участь. Только одна Россия и Черногория оказали несчастному народу помощь, конечно, насколько позволили им обстоятельства.

Картина Чермака, представляемая нами читателю. возбуждала везде в Европе, где она находилась на выставках, заслуженную похвалу. В Париже за неё давали значительные суммы и теперь её купили в Генуе за 40,000 франков. Ярослав Чермак родом чех, поселился несколько лет назад в Париже, где считают его в числе лучших художников. Он учился в пражской академии художеств, где отличался наклонностью заниматься предметами из быта и истории славянских народов, чем навлёк на себя немилость враждебной всему славянскому дирекции академии, которая под конец и исключила его, как "фантаста, занимающегося национальным сумасбродством, к тому же к искусству - совсем не способного". Чермак пробыл долгое время среди юнославян, именно в Черногории и написал затем несколько очень ценных картин, из числа которых "Черногорская женщина, участвующая в сражении с турками", получила большую известность и нашла покупателя за 30,000 франков. Кроме того, имеются от Чермака многие хорошие эскизы из чешской истории относящиеся к прославленной эпохе "гуситского движения".

Статья несколько политизирована, но  искусство часто бывает политизированым.

См. также:

 

Некоторые другие работы Яраслава Чермака