Монастырская жизнь на картинах Эдуарда Грюцнера

Посмотреть на Яндекс.Фотках

Эдуард Грютцнер (1846-1925). Старший монах по дегустации вин

Эдуард Грюцнер (1846-1925) Хорошее заполнение!

Посмотреть на Яндекс.Фотках

 

Монах в белом

Эдуард Грюцнер Монах-бенедиктинец с вином после завтрака

Колдунья («С нечистым знается») -Картина К. Савицкого

"С нечистым знается". Государственная Третьяковская галерея

Колдунья. («С нечистым знается».)

(Картина К. Савицкого)

Вы знаете множество художественных сюжетов, где художники изображали колдунью, где они старались передать то фантастическое представление, которое неразлучно связано с именем колдуньи по народным легендам и суевериям; но нигде, сколько мы помним, образ колдуньи не выражался не чем иным, как злостным выражением старушечьего лица, распатланными волосами и затем известными атрибутами колдовства. Нет сомнения, что с именем колдуньи неразрывно связано понятие о злом духе; трудно также себе представить колдунью без атрибутов её колдовства; но реальное, а вместе с тем и художественное изображение колдуньи требует не одного злого лица, с распатланными волосами, не одних злых глаз и помела. Колдунья или, как называются они иначе, ведьмы получили своё название от того, что они «ведуньи», то есть знающие, сведующие. Поэтому, в сущности, они ничто более, как знахарки. Ведьмами в старину называли деревенских бабок-повитух, знакомых с различными приёмами в других болезнях, сведениям о которых особенно нужны при их специальности. Если такие женщины в старину получили название знахарок или ведьм, то есть ведуний, сведующих, то, конечно, не в бранном или презираемом смысле, если же это слово со временем получило дурное значение, то, вероятно, в силу не вполне удачных деяний при их лекарской практике. Они лечили, как и до сих пор лечат в деревнях, - разными травами; а народ сложил вследствие этого легенду, что травы эти собираются ведьмами, по преимуществу, в ночь на Ивана Купала. Травы эти, - папоротник, белоголовник, шалфей, плачун, дурман, адамова голова, иван-да-марья, чертополох, подорожник, полынь и другие, - в руках обыкновенных людей не имеют такой силы, как в руках ведьм. Которые приготовляют из них разные настои и мази. Таким образом с именем колдунь связывается в народном представлении не одна простая злоба, но и мудрость, т.е. знание, ведание. Тип, вследствие этого, ведьмы далеко не так прост, каким его изображали многие из художников; и г. Савицкий, если не представил этот тип в таком богатом и драматическом сюжете, в каком мы видели колдуна в талантливой картине Максимова «Приход колдуна на свадьбу», то, всё-таки. Колдунья г. Савицкого – это тип вполне цельный. Не утрированный, а также не шаблонный. В нём много жизни, правды и того художественного чутья. Которое подсказало художнику известные границы в олицетворении народной фантазии и реальной действительности. В глазах и лице колдуньи Савицкого много сысли; в этом лице не столько выражена злоба. Сколько страдание, немощность. Какое-то усилие, какая-то болезненная дума; лицо это всё в напряжении, всё сосредоточено на чём-то непосильном для мозга, на чём-то таком, что делает лицо отчасти безумным, страдающим; но ни как не злым и не тупым, не безрассудным … Все атрибуты, которыми окружила народная фантазия образ колдуньи, - они также уместны при такого рода задаче и нисколько не мешают реальности самого изображения. И кот, ласкающийся у ног старухи, и сорока, сидящая сзади на спинке стула, - всё это почти в порядке вещей. А травы. Банки. Котелок для варки трав и другие аксессуары – о них нечего и говорить, - они весьма правдиво целиком передают обстановку старухи. Слывущей в народе под именем колдуньи. Написана картина немного сухо и несколько грубо, но, тем не менее, и в самом письме, особенно в лице старухи, так много натуры и так серьёзно всё трактовано, что достоинства талантливой кисти Савицкого сказались в каждом мазке. Картина эта, как и было уже во «Всемирной Иллюстрации» заявлено, была выставлена на последней, то есть седьмой, передвижной выставке ив настоящее время, вместе с другими картинами членов «товарищества передвижной выставки», совершает обычный путь по России.

Из журнала «Всемирная иллюстрация» №569 – 1879 год

Перекличка жирондистов 30-го октября 1793 года (картина М.Ф.Фламэнга)

«Жирондисты перед казнью» на Яндекс.Фотках


 Из журнала «Всемирная иллюстрация» №513 -1879 г.

Перекличка жирондистов 30-го октября 1793 года

(картина М.Ф.Фламэнга)

Перед читателем картина молодого весьма талантливого французского художника М.Ф. Фламэнга. Который в настоящем году на выставке в Салоне удостоился премии. Картина изображает одну из тех страшных исторических драм, которые происходили в бурную эпоху французской революции и описанию которой посвещены труды лучших французских историков: Тьера, ламартина и других. Мы напоминаем читателю вкраце историю собственно жирондистов, именем которых называлась во время французской революции особая партия политических идеалистов, смотревших на конституционное королевство, как на необходимый переход к идеальной республике. Партия эта получила своё название от департамента Жиронды, депутаты которого в законодательном собрании: Верньо, гюаде, Жансонне, Гранжнев и Дюко, положили началао этой партии. Они старались ослабить королевскую власть и не поддерживали её даже тогда, когда было составлено министерство из их партии; следствием распущения их министерства было воззвание 20-го июня 1792 года. Жирондисты принимали участие в событиях 10-го августа и через это завладели кормилом правления. На дележе якобинцы были сильнее их; народ мало сочувствовал жирондистам. Жирондисты не посмели явно отстаивать жизнь короля и даже соглашались на смертный приговор, надеясь спасти жизнь его посредством appel an peuple. Во время борьбы с якобинцами, последние вооружили против жирондистов народ, и 31-го октября 1793 г. Жирондисты пали под гильотиной. Их было всего 21; в том числе Бриссо, Верньо, Жпансонне, Фонфред, Дюко, Валазе, Ласурс, Фоше, Бове, Дюшатель, Менвьелль, Лаказ, Буало, Легарди, Антибуль и Виже. Семдесят три депутата, протестовавших против ареста жирондистов, были также заключены под стражу, но их не посмели предать казни. Во время судебных прений, знаменитые подсудимые выказывали постоянное спокойное мужество. Верньо, как говорят историки, не надолго возвысил свой красноречивый голос, но совершенно напрасно. Услышав смертный приговор, Валазе поразил себя кинжалом, а Ласурс сказал судьям: «Я умираю в такую минуту, когда народ потерялд руссудок; вы умрёте, когда он опомнится». Осуждённые жирондисты шли на казнь со всем стоицизмом того времени. Они пели «Марсельезу», применяя её к своему положению:

Allons, enfants de la patrie,
Le jour de gloire est arrive;
Contre bons Je la tyrennie
Le conteau sanglant est leve …

Других вождей партий жирондистов почти всех постигла печальная участь. Салль, Гюфде. Барбару были схвачены в пещерах святого Эмилиана, бюлиз Бордо, и погибли на эшафоте. Петион и Бюзо, после непродолжительного скитальчества, наложили на себя руку; их нашли мёртвыми в поле и наполовину съеденными волками. Рабо-Сент-Этбенн был продан старинным своим другом; госпожа Ролан была осуждена на смерть и выказала при этом мужество древней римлянки. Её муж, услышав об её смерти, вышел из своего убежища, и убил себя на большой дороге. Кондорсе. Вскоре после 2-го июля лишённый покровительства законов, был схвачен в то время, когда спасался от своих палачей, и отравился, чтобы избегнуть казни. Луве, Кервелеган, Лажюине, Генрих Ларивьер, Лесаж Ларевьер-Лепо были единственными, выждавшими в безопасных убежищах окончания этой эпохи ужаса и крови.

Весьма естественно, что эта драматическая эпоха вдохновляла многих художников. В том числе и Флэмэнга, который взял сюжетом для картины тот именномомент, когда в темнице жирондистов делается перекличка, и конвой солдат с ружьями, готорвый сопровождать их на казнь, стоит у выхода. На первом плане, как мы видим, художник написал на носилках несчастного Валазе, который, как нам известно, поразил сам себя кинжалом; далее, за столом, лицом к лицу с солдатами – все те лица, которые сделались теперь легендарными, и которых художник изобразил: одних спокойными и безропотными, других – исполненными негодования и отвращения, иных же – ораторствующими и, наконец, таких, которые стоят уже в ряду и, окружённые солдатами, составляют начало страшной процессии на казнь. Г. Фламэнг, не смотря на множество лиц, весьма характерно обрисовал всю сцену. Весьма жизненно и живо передал писхическое состояние двух противоположных групп и, как нельзя более уместно, занял первый план трупом Валазе. Французские газеты сообщают, что ведомство изящных искусств, воспользовавшись случаем получения премии назначенной салоном молодому художнику М. Фламэнгу, сдулало важное преобразование в условиях, сопровождающих получение премии. Вместо того, чтобы пробыть художнику пансионером три года в Италии, как это было прежде, г. Фламэнг должен будет посетить поочерёдно Италию, Испанию, Фландрию и из каждой страны обязан прислать каую-либо историческую картину на сюжеты, взятые из истории этих стран. На г. Фламэнга все парижские ценители искусств смотрят, как на молодого художника, обладающего громадным талантом и подающего большие надежды.

ТЕРЕМ ЦАРЕВЕН (картина академика барона М.П. Клодта.)

Клодт М.П. Терем царевен. Холст масло

Из журнала «Всемирная иллюстрация» № 552 (1879 г.)

ТЕРЕМ ЦАРЕВЕН

(картина академика барона М.П. Клодта.)

Благочестие древней Руси. Скованное правилами и ученьем «Домостроя». Уподобляло домашнюю жизнь монастырской. Такая жизнь всей своей тяжестью лежала. По преимуществу. На малолетних или неразумных, которых надо было поучать смирению и благочестию. К числу этих неразумных относились и взрослые девушки. Для них-то, как для неразумных. Старая Русь и устроила особое в доме жильё, называвшееся теремом. Жизнь в теремах во всей своей силе была в XVI и XVII столетиях. Народная песня рисует эту жизнь в следующих словах:

Сидит она (девица) за тридневятью замками,
Да сидит она за тридевятью ключами,
Чтобы и ветер не завыл, да и солнце не запекло,
Да и добры молодцы чтобы не завидовали …
Сидит Афроситья в высоком терему
За тридевятью замками булатными;
А и буйные ветры не виннуть на неё,
А красное солнце не печёт лицо…
Дочь прекрасная Опракса королевича,
Сидит она во тереме в златом верху;
На неё красное солнышко не оппечёт,
Буйные ветрушки не оввеют,
Многие люди не обгалятся … (глазеть волочиться).

Понятно, что жизнь за тридевятью замками была не весёлая. И девушки разнообразили её шитьём. Вышиванием, сказками, да песнями… Но при скучной и иноческой жизни теремной устав требовал и чтения, как душевного подвига. Кроме поучений, в теремах царевен читали и жития св. жён. Чтение то и заставляло задумываться над жизнью. И заставило рассуждать царевну Сафию и её сестёр о том, как живали и что делывали кагда-то в Царьграде тамошние цари и царицы. Отсюда, да от добрых книжных людей, как Сильвестр Медведев и Симеон Полоцкий царевна София поучилась усу-разуму и первая растворила двери терема. Впервые на погребении царя Фёдора явился за гробом и терем в лице царевны Софии, но этого мало, при царевне Софии терем стал играть значительную политическую роль; он вышел даже в Грановитую палату спорить с раскольниками в вере, поднял смуты стрельцов и уже при Петре Великом терем потерял всякое значение, а затем и уничтожился.

Картину М.П. Клодта «Терем царевен» можно назвать одним из самых удачных произведений этого художника. Она прелестно скомпонована, исторически верно и характерно передаёт нам обстановку терема; его роскошное убранство, а вместе с тем и то спокойствие. Какое с одной стороны обнаруживается в постнических смиренных фигурах сидящих по углам, и то благоговейное веселье, какое мы замечаем на лицах сенных девушек, поющих перед царевной.. Старина и дух терема прочувствованы в картине художником тонко и умно.

ПОЗДРАВЛЕНИЕ С АНГЕЛОМ (картина В.Е. Маковского)

Владимир Егорович Маковский. «Поздравление». Исполнено в 1878 году. Холст, масло. Серпуховский художественно-исторический музей

Из журнала «Всемирная иллюстрация» №534 (март 1879 года)

ПОЗДРАВЛЕНИЕ С АНГЕЛОМ

(картина В.Е. Маковского)

Давно уже одно из видных мест на наших художественных выставках принадлежит В.Е. Маковскому. Живя постоянно в Москве. Среди населения богатого различного рода типами, В. Маковский рисует постоянно оригинальные сцены, подмечаемая им, то в среде небогатого чиновничества, то мелкого купечества, и вообще так называемого среднего сословия. «Всемирная иллюстрация» не пропустила без отзыва ни одной его картины, и потому мы считаем лишним, пользуясь случаем, напоминать о выдающихся произведениях художника. Талант художника давно уже определился, давно достиг известной силы, и пользуется вполне заслуженной популярностью. Многие из критиков упрекали постоянно В. Маковского в грубоватости письма, в черноте красок; и отчасти упрёк этот не лишён справедливости; но упрёк этот можно отнести ко всей русской живописи, которая до сих пор не произвела ни одного колориста.

Копия с картины «Поздравление с ангелом».  Помещаемая в настоящем номере и нарисованная самим автором. Весьма верно передаёт оригинал, вполне почти напоминает экспрессии изображаемых на картине лиц; и если кто помнит эту картину на бывшей в прошлом году передвижной выставке, тот вероятно и не забыл, что картина эта относительно письма далеко не страдает указанным выше недостатком кисти В. Маковского и написана весьма тщательно. Равная ей по письму может быть названа картина « Варенье», на которой фигурировали те же два лица, что и на этой. Добродушный старик чиновник со своей супругой, видимо бездетные, живут или доживают свой век в мире и согласии, в любви и счастии. На картине «Варенье» они были изображены под открытым небом, на задворках своей дачи, где в солнечный летний денёк они занимаются невинным занятием «варкой варенья»; тут же на предоставляемой нами картине эти же самые добродушные люди изображены в другой наивной сцене в день ангела и в минуту поздравления супругой супруга. Супруга только что вернулась от обедни, и супруг, поджидая её, приготовил чай. Самовар кипит на столе, накрытом праздничной скатертью, чай заварен; чашечка и стаканчик стоят по обе стороны чайника; и супруга, поздравляя именинника с днём ангела и поднося ему просвирку, говорит видимо, дорогому имениннику приятные речи; а сияющий от радости старик. Выслушивая эти речи. Детски-добродушно осклабляется, и оба супруга счастливы. Счастье и довольство осеняют их лица, блаженство и благоговение, испытываемой ими торжественной минуты, чувствуется в их позах и в каждом движении их фигур. Старик тщательно причёсанный и вымытый, в белом галстуке. В жилетке, застёгнутой на все пуговицы, но в праздничном халате, стоит немного приосанившись; он слегка упирается одной рукой о стол, а другую держит наготове для принятия просфоры. Его улыбающиеся губы складываются уже для супружеского нежного поцелуя; но супруга, в позе слегка наклонённой вперёд, говорит ещё речь и держит просвирку, которая будет дана в руку супруга с последний произнесённым словом и ещё большим наклонением вперёд для счастливого поцелуя. Всё это подмечено художником весьма жизненно, передано фотографически верно и написано, видимо, с большой любовью. Здесь ни что не забыто. Вся обстановка точно целиком взята с натуры и всё до мельчайших подробностей характеризует изображённые художником типы. У образов ярче обыкновенного горит лампадка; на стеклянной горке. В которой виднеются чашечки и хрустальная посуда, стоит лампочка с пьедесталом, изображающим какого-то амура; на стене в деревянных рамочках висят портреты; перед столиком простое висячее зеркало, а из-за образов выглядывают ветки вербы… Покой, счастье, любовь и мирное житие так и дышат в каждой черте всего окружающего; глядя на картину, так и хочется сказать: вот она наша современная Аркадия, полная того мещанского счастья, к которому стремились наши отцы и что ещё мыслимо встретить в Москве, да в богоспасаемой провинции …

Мильтон, диктующий поэму «Потерянный рай» Картина М. Мункачи

Михай Мункачи (1844-1900). Мильтон, диктующий дочерям поэму «Потерянный рай». Исполнено в 1878 году. Нью-Йорк, библиотека Ленокс

Из журнала «Всемирная иллюстрация» №527 (январь 1879 года):

Мильтон, диктующий поэму «Потерянный рай»

Картина М. Мункачи

В №518 «Всемирной иллюстрации» мы уже сообщали биографию талантливого художника М. Мункачи. Там уже нам пришлось отчасти характеризовать произведения художника в связи с его жизнью. Вследствие этого, помещая в настоящем номере исзвестную картину «Потерянный рай». Удостоенную на всемирной вфыставке первой награды, в добавление к сказанному нам остаётся обратить ещё раз внимание читателя на тот поэтический дар, которым резко отмечается все произведения Мункачи. Мы указываем на этот дар, свойственный творчеству Мункачи, как на достоинство, которым из современных художников обладают весьма немногие и которое нельзя не ценить и не ставить высоко в наш прозаический век. Какая-то задушевность и простота, что-то грустное и глубоко трогающее за сердце таится в мотивах, избираемых Мункачи для своих произведений. Художник, видимо, покойно, без ажитации, без театральных эффектов, по одному жизненному представлению, или, как говорится, по вдохновению, пишет перед нами одну за другой картины, полные глубокого психического анализа.

Слепой старик – поэт Мильтон, о котором следует сказать то же, что Пушкин сказал обращаясь к Козлову:

Певец, когда перед тобой
Во мгле сокрылся мир земной,
Мгновенно твой воспрянул гений,
На все грядущее прозрел,
И в хоре лучших сновидений
Он песни дивные запел.

Этот слепец-поэт и его творчество составляют главную психическую задачу картины Мункачи. Изобразить поэта в минуту его вдохновения, - да ещё слепца-поэта, - изобразить то состояние ума и души. Которое более всего чувствуется в глазах, изобразить без них, - такая задача слишком тяжёлая; но Мункачи достиг её; его слепец Мильтон несравненно выше зрячего Пушкина, которого пытался, ка известно, представить наш художник Н. Ге.

Поэт Мильтон, - этот ярый публицист времён Кромвеля, которого публицистические брошюры были сожжены палачом, когда пал Кромвель, удалился в укромный угол своего кабинета, и тут, слепой, среди своей семьи, он предался поэзии, он стал писать свою знаменитую поэму «Потерянный рай». Мункачи изобразил его именно в таком уединении, какое свойственно глубокой мысли и высокому чувству; он представил его в тиши кабинета, окружённого дочерьми, из которых одна записывает за отцом, другая работает, а третья встала из-за работы, чтобы куда-то идти, но остановилась и, обернувшись на отца, жадно глядит на него, как и другие две оставившие работу; они все видимо поражены той мыслью или тем стихом, который продиктовал поэт… Старк же Мильтон точно выпрямился на кресле. Как бы приподнялся; он точно всматривается во что-то, точно видит, слепой, как перед ним открывается вечный горизонт задёрнутых небес; он смешивает в гармонических стихах и религиозное эхо вдохновлённого Моисея, и языческие красоты Гомера; его гений рисует перед ним роскошь и великолепие «Потерянного рая» и ту мрачную тень, какая омрачила чистоту непорочной Евы. Задумчивое и таинственное чело старика осветил яркий луч света. Пробравшийся сквозь узкое окно кабинета; это чело, как и всё лицо, полно глубокой думы и тем спокойствием и силой мысли, какие свойственны минуте высокого вдохновения. Художник беспорно достиг своей идеи: он в общем, в целом перенёс на полотно великую силу поэтического творчества; он представил её во всей её жизненной силе и правде. Глядя на картину. Вы любуетесь созданием художника; в вас невольно возбуждается то чувство, которое хотел затронуть художник; и долго-долго, спокойно и сосредоточенно простоите вы перед картиной Мункачи. Это одно из самых лучших произведений, бывших на настоящей всемирной выставке, это один из самых поэтических мотивов европейского поэта-художника.

«Последний день осуждённого на казнь» Картина М. Мункачи

Last Day of a Condemned Man, Mihaly Munkacsy

Из журнала «Всемирная иллюстрация» №519 (декабрь 1878 года)

«Последний день осуждённого на казнь»

Картина М. Мункачи

Одно из самых видных мест на последней всемирной выставке принадлежит кисти молодого венгерского художника М. Мункачи, написавшего картину «Мильтон, диктующий своим дочерям «Потерянный рай». Своевременно произведение это будет у нас напечатано, и тогда мы скажем о нём своё слово. Теперь, предлагая читателю ту первую картину, посредством которой художник стяжал себе некоторое имя, мы, прежде, впрочем, чем сказать несколько слов о тяжёлой, полной бедствий и невзгод юношеской жизни Мунккачи. Эта жизнь. Как и лучшие произведения художника, навевает на душу какую-то скорбь и раздумье. Почти с колыбели Мункачи лишился родного крова; его отца, во время венгерской революции, в 1848 году; арестовали, и отец умер в темнице. Из дома отца он попал в дом тётки; но и тут, шайка разбойников, каких было много в революцию, разграбили дом и убили тётку. После этого его приютил дядя; но и дядя был арестован. Тогда бесприютный мальчик, скитавшийся из дома в дом, остался у столяра, к которому был отдал дядей на обучение. Так прошли перед ребёнком одна картина ужаса за другой; и, обречённый на столярное ремесло, он, быть может, столяром бы и остался, если бы дядя не был освобождён из тюрьмы, и если бы случайно юный Мункачи не попал учеником к портретисту Шамузи. С мастерской Шамузи начинается настоящая художественная карьера Мункачи, и первое, что биографы отмечают в деятельности художника, - это портрет одного портного и его семьи, написанный художником взамен сюртучка, сшитого ему портным. Далее, с переездом дяди в Пешт, Мункачи пишет уже жанровую картину из крестьянского быта и получает за неё от общества поощрения художников 80 флоринов; пишет вторую вещь и получает от того же общества 130 флоринов; затем на эти 130 флоринов едет в Вену; но, во время войны 1866 г., снова возвращается в Пешт, а потом мы его встречаем в Дюссельдорфе. Тут, в этой общей современной академии Европы, он приобретает новую манеру письма; он пишет одну картину за другой, и первая картина выходит у него неудачна; пишет вторую, - она выходит посредственной; но в третьей картине он является уже мастером. Увидев её, друзья ему говорят: «Надо послать эту вещь в Париж…»

- Я не решаюсь явиться в Салон, где ставятся только произведения искусства, - отвечает друзьям Мункачи.

- Но, всё-таки, попробуй, - настаивают друзья.

И, по настоянию друзей, Мункачи, в 1872 г., ставит свою третью картину в салон, - эта третья картина была печатаемая нами в настоящем номере «Вс.илл.» . «Последний день осуждённого на казнь».

Когда она явилась в салоне, о ней заговорили все лучшие французские критики; она произвела весьма солидное впечатление на серьёзных любителей искусства, и, как по мысли, так и по выполнению, заняла, бесспорно, одно из видных мест на выставке.

Если вы всмотритесь хорошенько даже в гравюру, то и тут, на гравюре, ваше внимание невольно будет обращено на чарующую силу живой экспрессии, - экспрессии не сочинённой, не натянутой, не надуманной, а прочувствованной и подмеченной. Не много декоративно главное лицо картины, - сам осуждённый, который изображён с сжатыми кулаками и с каким-то театральным трагизмом в лице; не много также шокируют глаз брошенное на пол евангелие, которое как бы должно гласить или напоминать зрителю о словах любви Христа: «простите врагам вашим…». Это последнее подчёркивание затаённой мысли художника хотя и к месту, хотя и дополняет саму идею, но оно надуманно, сочинено и даже, пожалуй, не натурально.

Впрочем, кроме этого вся сцена, представленная на картине, полна жизни и правды. Во всей этой толпе любопытных, посещающих преступника, по существующему в Венгрии обычаю, за три дня до казни; в этой разнообразной массе лиц женщин, старцев и детей, точно также в жене и ребёнке осуждённого, наконец, в караульном солдате; - во всех этих лицах сказывается неподдельно и у каждого по своему, то впечатление, которое производит на них осуждённый и его роковая смерть. Тут каждое лицо своеобразно выражает страх или горе, на каждом вы ясно читаете подмеченное художником выражение; и как солдат, опёршийся на ружьё, тяжело погружён в думу о смерти и о любопытстве, с которым являются в темницу посетители, как он полон мысли и психического образа, так хороша и группа любопытствующих посетителей, и группа детей, в числе которых особенно хорошо движение ребёнка, написанного на первом плане.

В общем, в целом, картина, опять-таки, полна гармонии, полна единства; глаз не развлекается никакими частностями, не останавливается исключительно на каком-нибудь одном предмете: видимо художник подметил всё это в натуре; и быть может, это одна из тех сцен, которую художник не только видел, но и сам выстрадал при казни отца, при аресте дяди и тысяче других такого рода случаем, совершавшихся перед его глазами в бурное время революции.

В письме Мункачи, по отзывам специалистов, чувствуется большой недостаток в свете, который вял и сероват, а также недостаток в тенях, которые черны, жёстки и грубы. Но с каждым шагом, с каждым произведением, талант Мункачи, видимо растёт; Мункачи принадлежит к числу тех мыслящих художников, для которых замечания критики приносят несомненную пользу.

Вслед за появлением первой картины в салоне, Мункачи был вызван в Париж, и в следующем, 1873 году, он опять явился в салон с новой картиной, изобразившей один из эпизодов австро-венгерской войны.

В России, в Москве. В галерее Боткина, есть прекрасное произведение Мункачи: «У переправы через Дунай, во время разлива».

Н.В. Неврев. "Сигзмунд, признающий Лжедмитрия московским царевичем"

Художник Н.В. Неврев. "Присяга Лжедмитрия I польскому королю Сигизмунду III на введение в России католицизма"

Из журнала «Всемирная иллюстрация» №519 (декабрь 1878 года)

СИГИЗМУНД, ПРИЗНАЮЩИЙ ЛЖЕДМИТРИЯ МОСКОВСКИМ ЦАРЕВИЧЕМ

Картина Н.В. Неврева

Между нашими художниками весьма мало лиц, занимающихся историческим жанром; после талантливого Шварца, до сих пор нет ни одного, кто исключительно посвятил бы себя истории. В большинстве случаев, наши художники. Как и некоторые романисты, берутся за исторические сюжеты, так себе, случайно, между прочим, отыскивая более или менее «интересный сюжет». Когда явилась первая историческая картина Н.В. Неврева, «Роман Галицкий, принимающий послов папы Иннокентия III», все заинтересовались этой вещью, как новинкой; в силу не обыденности сюжета, всем почудилось, - что вот нарождается и ещё новая сила, новый талант. И действительно, первая картина Н.В. Неврева, «Роман Галицкий», принадлежащая г. Голяшкину, бесспорно, вещь небесталанная; в ней много недостатков, много робости; в ней видны ещё ученические книжные приёмы в композиции, в обработке, даже в письме; но, всё-таки, тут же проглядывает и известная сила в общем и целом … Вторая картина Н.В. Неврева. Которую мы помещаем в настоящем нумере «Всемир. Иллюстраций», написана художником по заказу С.М. Третьякова. Она представляет тот момент, когда папский нунций, Рангони, вводит Лжедмитрия к королю Сигизмунду, и этот последний не публично, а частным образом, признаёт Лжедмитрия царевичем. Весьма интересна и вполне жизненна экспрессия нашего нунция; поза короля также недурна; что же касается Лжедмитрия, то над этим последним художнику следовало бы и ещё поработать.